– Нее, – протянул Давыдов, качая головой, – давайте и меня тоже, мне же интересно, а то я все сижу рядом с вами, пока вы работу свою делаете, а чего вы делаете – не понимаю. Охота понять.

Все десять дней, прошедшие с начала командировки, Володя Давыдов был рядом с Верой, охраняя ее и в буквальном смысле слова опекая. Каждые полтора-два часа, как только очередная группа осужденных приступала к выполнению тестов, он выглядывал из класса, подзывал дневального и приказывал ему принести чаю для «гражданки начальника». Когда чай ставили перед ней на стол, Володя с видом мецената доставал из кармана две-три конфетки, причем такие, которые и в московском магазине-то не каждый день купишь: «Белочку», «Каракум», а то и «Птичье молоко».

– Балуешь ты меня, – говорила Вера. – Откуда такое роскошество?

– Места знать надо, – хитро улыбался Давыдов. – Если вам надо, я вам адресок магазина дам, это в центре, недалеко от вашей гостиницы, вы только скажите, что вы от меня, и вам все сделают. Кстати, если что – там и сигареты хорошие, а то я смотрю, ваши товарищи уже на «Беломор» перешли, глядеть больно.

Действительно, второй криминолог и психолог в их группе были курящими, но оба как-то просчитались с запасом сигарет в поездку, а в киосках города нашелся только «Беломор». Интересно, сколько денег «отстегивает» Давыдов сотрудникам колонии, чтобы они покупали ему и проносили в зону то, что он попросит? «Ладно, это не мое дело, – говорила она себе каждый раз, когда задумывалась над тем, откуда у осужденного-рецидивиста Володи такой дефицит. – Здесь свои порядки, своя жизнь, а моя задача состоит вовсе не в том, чтобы изучать систему взаимоотношений работников ИТК с контингентом».

С криминологией как наукой Вера никогда прежде дела не имела, курс судебной психиатрии прослушала в университете вполуха, поэтому сейчас, оставив следственную работу и превратившись в научного сотрудника, принялась активно наверстывать упущенное. Член авторского коллектива, врач-психиатр, подробно и довольно доходчиво объяснил ей разницу между «большой» и «малой» психиатрией, а также между психопатологией и патопсихологией. Вера читала учебники, монографии, пособия, статьи и с удивлением узнавала, что, оказывается, в уголовных кодексах ряда стран, в том числе и принадлежащих к социалистическому лагерю, существует понятие «ограниченной вменяемости». Иными словами, законом этих стран предусмотрена возможность учитывать аномалии психики при оценке личности подсудимого, даже если эти аномалии относятся к «малой психиатрии» и не лишают преступника вменяемости.

Сама тема исследования, несмотря на наличие маститых руководителей, у многих вызывала недоверие и открытый скепсис. В головах людей укоренилось твердое представление о том, что если человек «болен на всю голову», то место ему в психушке, а если не на всю голову, а только на половину или на треть, то это не болезнь, а просто дурной характер. Посему первые могут, так и быть, признаваться невменяемыми, хотя, по-хорошему, их расстреливать надо, а вторые уж пусть будут так любезны отсидеть свое. С тем, что преступники с аномалиями психики должны отбывать срок, никто спорить не собирался. Исследование ставило перед собой две цели: научно-познавательную и практическую. Нужно было понять, насколько распространено само явление и каковы его характеристики и внутренние механизмы, и на основе этого понимания разработать рекомендации как для предупреждения преступлений, так и для работы с такими осужденными в местах лишения свободы.

Вторым камнем преткновения в понимании проблемы были алкоголизм и наркомания, которые Всемирной организацией здравоохранения были признаны самостоятельными нозологическими единицами, попросту говоря – заболеваниями. Очень непросто оказалось соединить в голове обычное представление о болезни как о свалившемся на человека несчастье с образом синюхи-алкаша с трясущимися руками, ворующего у собственной семьи последние копейки на выпивку. Считалось, что пьянство и алкоголизм – результат добровольных сознательных действий самого человека, и поэтому никакое понимание и сочувствие таким людям не положено. Наверное, это было правильным, но не отменяло вопрос о том, как снизить вероятность повторного совершения преступления теми, кто попадает на зону с диагнозом «хронический алкоголизм». Да, законом предусмотрено принудительное лечение от алкоголизма, но достаточно ли этого? Может быть, существуют еще какие-то моменты, которые имеет смысл учитывать во время пребывания осужденного в колонии, чтобы после освобождения риск рецидива был хотя бы чуть-чуть пониже?

Поскольку Вера пообещала своему бессменному Санчо Пансе – Володе Давыдову – включить его в выборку, ей пришлось попросить в спецчасти его личное дело и внимательно изучить. Во время первой командировки она умышленно не спрашивала Володю, за что именно его посадили, ограничившись только информацией на нагрудной бирке, нашитой на карман: фамилия, отряд, статья 146 УК. Раз уж колония строгого режима, то и судимость у парня не первая, это понятно. Но во время второй командировки в эту ИТК Давыдов сам рассказал, что произошло: его жена рожала, а он решил нарвать в ближайшем от роддома парке сирени для нее. Дело было поздним вечером. Наломал пахучих веток и двинулся к выходу из парка, как вдруг повстречал пару: мужчина в обнимку с женщиной. Давыдов достал нож и тут же получил все желаемое: часы, цепочку, деньги. Схватили его практически сразу же, едва он прошел полпути от парка до роддома. Володя не нанес потерпевшим ни одной царапины, ни одного удара, но демонстрация холодного оружия определила квалификацию содеянного. Теперь Вера читала приговор и, сравнивая то, что там написано, с тем, что рассказывал сам Давыдов, приходила к убеждению, что имеет дело с тем редчайшим случаем, когда осужденный никого не кормит мифами о своей невиновности, о предвзятости следствия и необъективности суда. Все совпадало до деталей. Все происходило именно так, как описал Володя.

Она включила его в последнюю группу для тестирования. Один из двух тестов требовал для обработки и интерпретации значительного времени и участия психолога или психиатра, по второму же результат определялся за минуту, и когда Давыдов сдал ей заполненные бланки ответов, не утерпела, сразу же наложила на бланк шаблон-«ключ» и быстро подсчитала итог: 45. Для среднестатистического осужденного это был великолепный результат: обычно показатели, за редким исключением, варьировались от 8 до 20. Максимально возможный результат – 60, но такой показатель под силу только очень неординарным личностям. Значит, у парня в ситуации ограниченного времени мозги не отказывают, он умеет сосредоточиться и работать четко, внимательно, не отвлекаясь и не впадая в панику. Почему же, ну почему этот неглупый молодой человек так по-дурацки распорядился своей жизнью? Первая судимость – еще по малолетке, теперь вот вторая… Дома жена с недавно родившимся ребенком, а он отбывает срок, используя имеющийся интеллект для зарабатывания денег на маленькие радости.

– Ну, что скажете, Вера Леонидовна? – спросил Давыдов, когда Вера закончила подсчитывать результат. – Жить буду?

– Голова у тебя хорошая, – вздохнула она. – Жалко ведь, пропадает без пользы. Травмы головы были?

– В смысле?