У всех на улице окна были открыты – ловили легкий ветерок, но я крепко заперся, и в моей гостиной было влажно, как в курятнике. Коротышка Бобс, джентльмен, даже носом не повел. Он продавал автомобили ирландским холостякам, которым некогда было следить за домом, то есть он был не склонен к осуждению. Он явился ко мне, как ангел, светящийся в лимонно-желтом пуловере, сухой и сладкий, как пудра «Джонсонс Бейби». Его щеки были широки и свежевыбриты, волосы гладки и черны, а глаза сверкали озорством. Я подумал: он как девчонка, такой хорошенький и легкий, как он слушает тебя, пока ты еще и слова не сказал о своей беде.

– Сначала пиво, – сказал он. – А апельсины на десерт.

Я всегда пью с сожалением, но он уже обрадовал мое сердце, и я нашел два чистых бокала и открывашку, а он тут же занялся кошельком. Предложил мне пятерку, от которой я отказался, и совершал загадочные добродушные жесты, пока наконец, как ребенок на дне рождения, я не обнаружил пять фунтов за собственным ухом.

– Это на удачу, – сказал он. – Вам не повезло, как я слышал.

Что он слышал? Что он знал? Что я постучал в дверь Кловер и обнаружил ее в компании пожилой женщины, и они ели мою запеканку с тунцом? Никто не двинулся. Никто ничего не сказал. Было невозможно полностью понять ситуацию, кроме одного момента: я не нравился, и меня не желали.

Позже оказалось, что Кловер была продавщицей в магазине, а не школьной учительницей, но узнай я об этом раньше, полюбил бы ее все равно. В день, когда ко мне пришел Коротышка, я все еще жил среди руин Якоба Буркхарда[52] и «Культуры Италии в эпоху Возрождения». Изящная призрачная головка еще отдыхала на моей воображаемой груди.

Я не сразу понял, что он пришел в мой дом с единственным мотивом, который можно ожидать от добросердечного сына Великой депрессии, готового заплатить бездомному за рубку дров. Он компанейски уселся на полу, скрестив ноги, и наполнил оба бокала. Почему он упомянул Кота в сапогах? Он не знал. Он не опознал знаменитую фразу кота: «Константино, не печалься, я обеспечу твое благополучие и пропитание и собственное тоже».

И все же, очевидно, он чего-то хотел. Он был тих, как человек, который молчит от желания. Будь он девушкой, я бы не сомневался, в чем дело, но он не был девушкой и не хотел возвращаться домой, и наконец я понял, что он увидел карту, которую я создаю, и ждал, что я поведаю ему о ней.

Я не притронулся к пиву, и, очевидно, он это заметил, потому что наполнил собственный бокал дважды, но сначала настоял, чтобы я взял апельсин, и смотрел, как я его чищу: как мой пастор-отец, оставляя спиралевидную змею, действие, от которого сладко ныло сердце по дому.

– Нам тоже иногда не везло, – сказал он, но затем отвлекся, оглядывая мою душную гостиную, которая, должно быть, казалась ПСИХУШКОЙ, с любопытными слоганами, мыслями и цитатами, пришпиленными к ни в чем не повинной стене. Например, БОЛЬШАЯ, ТЕМНАЯ СТРАНА, слова, которыми Алессандро Спина описывал итальянский взгляд на собственную истекающую кровью Ливию, но, конечно, я имел в виду другое. Коротышка Бобс приблизился к моей карте, крадучись, словно кот, вновь, не глядя, наполнил бокал. Моя картография включала измерение, обычно не указываемое на бумаге, – слои времени, то, как дерево со шрамом от каноэ вступало в отношения с щедрыми залпами. Зная, что он навсегда бросил школу, едва ему исполнилось четырнадцать, я не ожидал, что он заинтересуется научными примечаниями, и откуда мне было знать, что его привлекло почти физически: тщательно прорисованная автостоянка гостиницы «Олений парк», и вверх до Балларат-роуд, и оттуда по волнистому гравию до Диггерз-Рест и Санбери, вверх по дороге Киппенросс, фермы в Мелтоне, где близнецы Робинсоны разыгрывали врача, который не мог найти шрам от аппендикса, вырезанного всего неделю назад.

– Вы землемер, Баххубер?

– Боже правый, нет.

Он допил очередной бокал пива и налил снова, не теряя интереса к стене:

– Чем собираетесь зарабатывать теперь?

– У меня есть сбережения.

– Не хотите работать на меня? Это прозвучит слегка странно. У вас есть напольные весы?

– Да.

– Не могли бы вы снять одежду и встать на них?

Я рассмеялся. Я не понимал, что меня посетил продавец, и потому вскоре я уже шел с ним по коридору, еще не сознавая, что встану перед ним голышом, и он, полностью сосредоточенный на своей цели, не будет интересоваться моим телом, моим членом, худыми ногами, шрамом. Он достал огрызок карандаша и записал мой вес.

– Дело в том, – сказал он, и я вернулся к нему в гостиную. – Дело в том, Баххубер, что мы втроем весим меньше, чем команда из двух человек.

Позже я узнаю, что для Коротышки вполне нормально проскакивать некоторые шаги в мыслительном процессе. Про себя он уже предложил мне присоединиться к «Редексу» в качестве штурмана. И когда я спросил его, к чему это все, он уже был на шаг впереди меня.

– Бензин, – сказал он. – Мили на галлон.

Для этого я разделся?

– Я, миссус и вы. Втроем, вместе. Два водителя, один штурман. Мы все равно будем весить меньше, чем Лекс Дэвидсон и Томми Фокс, понимаете?

Я был «мы»?

– Не говорите, что старшая школа возьмет вас обратно.

– Нет.

– Вас ждет какая-то викторина?

– Никто меня не ждет.

– Я вас жду, – сказал он. – Мы вас ждем. Вы – то, что нужно.

«Боже правый», – подумал я.

– Мне не помешает помощник забирать машины из «ДМ».

– Я даже водить не умею.

– Я добуду вам права. Не волнуйтесь. Дело в том, приятель, что вы эксперт в нужной области. Вы умеете читать карты.

– Но ваша жена?

Тут он достал вторую бутылку:

– Она зажарит мои яйца с беконом, если услышит. В смысле, она плохо это воспримет. Никогда не говорите ей это, но Айрин не умеет читать карты. Слыхали выражение «женщина-водитель»?

Слыхал.

– Чтобы водить машину, нужна задница, и ее зад идеально для этого подходит.

Я покраснел? Он это заметил?

– Вождение – это искусство, – заявил он. – Не каждый физически или душевно способен хорошо это делать. Моя миссус водит лучше, чем любой мужчина, с которым мне доводилось ездить.

Я не хотел думать о ее заднице.

– Никогда ей этого не говорите. Но мы не хотим, чтобы она стала штурманом.

Его преследовала эта мысль, признался он мне, приятель, с того дня, как он забрал документы на «Редекс». Этот вопрос нужно было решить, и он не осмеливался оскорбить женский пол.

– И вот он вы. – Он поднял бокал, баночку из-под джема с нарисованными на ней нарциссами. – Вы просто чертово чудо: парень, который читает карты, а еще, что еще? Скажите.