Они смотрели друг на друга. На губе у женщины красовалась болячка от простуды, взгляд был какой-то мечущийся. Секунда — и двери захлопнулись, отрезав Петю от соседки.

Придя к себе, он увидел бабку, которая шла в комнату с кастрюлькой в руках, и поздоровался. Как написал поэт, «а в ответ — тишина». Старуха на него не взглянула и ничего не ответила. Петя внезапно разозлился. Что такое в конце концов?

Подойдя ближе к старухе, он тронул ее за плечо и проговорил:

— Пожилые люди любят жаловаться, что молодежь плохая. Что же вы пример не подаете? Я вот с вами здороваюсь, а вы не отвечаете.

Старуха испуганно глянула на него, потом поставила свою кастрюлю на шкафчик, что стоял возле двери в комнату, и вытащила из ушей беруши.

— Чего тебе?

— Я поздоровался, — растерянно сказал Петя. — Так вы не слышали, значит?

Старуха дернула углом рта, что, видимо, должно было означать улыбку:

— И тебе здоровья. А тут чем меньше слышишь, тем лучше. Ты тоже купи. И ночью суй в уши. Или как я — с вечера, как стемнеет. Так оно надежнее.

Она резво подхватила кастрюлю и юркнула в комнату, как мышь в нору.

Петя так и остался в коридоре перед захлопнувшейся дверью.

Спустя примерно час он вяло жевал разогретую в микроволновке пиццу, которую купил на ужин, запивая ее сладким чаем. Пока был в ванной — мылся быстро, помня об уважении к соседям, — слышал в коридоре громкие голоса. Кажется, Коля говорил о чем-то со старухой, других-то соседей в их блоке нет. Наверное, уши у обоих заткнуты, вот и орут.

Наговорились, замолчали.

Сейчас Петя сидел, поневоле прислушиваясь к тому, что происходило вокруг, и, хотя ничего особенного не слышал, тишина давила, казалась зловещей, опасной. В ней словно бы готовилось что-то, собиралось родиться и…

И что? Может, хватит параноить? Михалыч этот подшутить решил. Люди мрут от пьянства и инфарктов, из окон выходят — эка невидаль, где в нашей стране такого нет? Тетка в лифте с приветом. А Коля с бабкой просто хотят выжить Петю из блока: зачем им лишний сосед, который будет занимать кухню и ванную?

«Ага, вот так взяли все и сговорились!»

В этот момент за дверью что-то грохнуло, а следом послышались шаги — волочащиеся, как будто человек еле переставлял ноги.

— Помогите! — прохрипел слабый голос. — Больно!

Петя бросился к двери, но уперся взглядом в свое отражение в зеркале. Перепуганное, побледневшее лицо, глаза вот-вот из орбит выскочат… Он смотрел на себя долю секунды, а потом лицо в зеркале подмигнуло ему. Петя отпрянул от двери. Отражение снова стало нормальное, такое, как надо. Почудилось? Или у него глаз непроизвольно дернулся, а показалось…

Отражение внезапно припало к поверхности зеркала, словно зазеркальный Петя собрался выскочить наружу, а потом высунуло язык и облизнуло губы.

Петя заорал и шарахнулся в сторону, каждую секунду ожидая, что неведомое существо высунется наружу, прямо из зеркала, и схватит его.

Про то, что кто-то стоял за дверью и просил о помощи, он совсем позабыл, но тут раздался голос:

— Открой! Ты должен помочь! — Дверь принялись трясти. — Выходи!

А потом закричала женщина. Вопила, захлебываясь криком, который пульсировал, рвал барабанные перепонки.

Никогда в жизни Петя не испытывал такого страха — зашкаливающего, необузданного, от которого стучит в ушах и к горлу подкатывает тошнота. Он прижал руки к ушам, чтобы не слышать.

Не слышать… Соседи не слышат. Конечно, у них беруши.

Взгляд упал на наушники. Петя сунул их в уши, впервые сделав это не чтобы послушать музыку, а чтобы не тронуться умом. Включил первую попавшуюся песню, вывернул громкость на максимум. Музыка загрохотала, изолируя Петю от внезапно сошедшей с привычных рельсов реальности.

Он не слышал, о чем поют, не понимал слов, хотя песня была на русском языке. Стоял, прижавшись спиной к шкафу, пытаясь унять сердцебиение. Когда более или менее успокоился, осторожно подошел к двери и, не глядя в зеркало, снял его с крючка. Перевернул тыльной стороной к себе, затолкал под диван.

Потом взял стул и прислонил к двери. Что там, снаружи? Что было бы, если бы он вышел? Петя думал, что всю ночь так и просидит без сна, но усталость взяла свое, и он все же заснул, даже не сделав музыку тише.

Проснулся в начале шестого. Наушники разрядились, за дверью было тихо. Хотелось в туалет, но Пете было страшно выйти из комнаты.

Больше оставаться тут нельзя. Что бы ни творилось в этой общаге, если он не хочет слететь с катушек, надо съезжать. Но куда? Обратно к маме? Она, конечно, возражать не будет, не попрекнет ни словом, а если ей рассказать, что к чему, поверит.

Но признавать поражение и капитулировать перед трудностями не хотелось. Ушел из дому, гордый, как Петрушка, своей самостоятельностью, а теперь, роняя тапки, обратно? Взрослый же человек, двадцать два года, должен уметь решать свои проблемы и принимать последствия собственных решений. Снял подозрительно дешевое жилье, понадеялся на авось — сам и расхлебывай, а не за мамочку цепляйся.

Петя залез в Интернет и до звонка будильника лазал по сайтам с предложением жилья. В итоге нашел несколько приличных вариантов, сохранил телефоны, чтобы позвонить.

Голова была тяжелая: не выспался. Немного взбодрился, лишь когда умылся и почистил зубы. Выходя из ванной, наткнулся на Колю.

— Привет вам от Михалыча, — сказал и подумал, что мог ведь и ошибиться, никакой это не Коля.

Однако догадка оказалась верной. Сосед склонил голову и обратился к Пете как к своему:

— Чё сам-то? Нормально?

— Это каждую ночь у вас тут? — напрямую спросил Петя.

Коля почесал лохматую голову.

— А куда денешься? Ты, главное, не слушай. И все будет в ажуре. Кто начинал слушать, те, конечно… — Он вздохнул. — Пока ты не слышишь, внимания не обращаешь, вроде как и нету тебя. Ты отдельно, они отдельно.

— Кто «они»?

— Нечистые, — ответила за Колю старуха-соседка, которая, оказывается, выбралась из своей комнаты и стояла рядом. — Тут церква была. А потом, в революцию-то, батюшку убили, вместе с ним еще много народу постреляли. И стала та церква оскверненная: как в такой службу служить, если смертоубийство было? Стояла она на пустыре, тянула к себе нечистых.

— Как тянула-то? — невольно подстраиваясь под бабкину манеру говорить, спросил Петя.

— В храме с человеком Бог говорит, — вздохнула старуха. — А в оскверненной церкви Бог умолкает, и тогда нечистые нашептывают. Бесы. Морочат, пугают. Вот и пошло-поехало. То забредет туда пьяница, а утром его мертвым найдут. То повесится кто. То лики святых размалюют непотребно. В общем, сгорела церква. Надо было место то солью посыпать и не строить ничего. Да куда там! Фабричным жилье нужно было, ну и…