— И куда нам теперь плыть? — тихо спросил Георгий.

— Думаю, прямо, — так же тихо ответила Юля.

— Думаешь? Ты — капитан! — свирепо прошептал Георгий. — И борец с преступным миром.

— А ты — рулевой! Вот и смотри!

— Да ничего же не видно!

— И ты мужчина, кстати.

— А-а, чуть что: ты — мужчина! И выкручивайся как знаешь.

— Не дрейфь, Гоша.

— Я — Георгий.

— Да помню я.

В тумане даже трудно было дышать, так им казалось.

— Господи… — вдруг пробормотала Юля.

— Что еще? — настороженно спросил Малышев.

— Вспомнила слова Сашки Чуева: не напоритесь на корягу.

— И что?

— А то, что пропори мы сейчас лодку, не дай бог, конечно, — она поежилась, — даже мурашки по коже от одной мысли, и окажись мы в воде, дорогу к берегу можно не найти. В этом тумане-то. Тут кружить можно часами!

— Точно, — согласился Георгий.

— И вода ледяная — околеешь!..

— Господи, — тут же повторил ее короткую, но столь красноречивую фразу Георгий.

— Что?! — Юля даже потянулась к нему.

— А я Трофима Силантьевича вспомнил, — его руки машинально работали веслами, — про русалок. Вот как пропасть-то можно, и легко! И никто не найдет вовеки!

— Хочешь повернуть?

— А ты?

— Нет, — покачала головой Юля. — Только плыви прямо, Гошенька. Должен когда-нибудь закончиться этот проклятущий туман!

— Ладно, будь что будет!

— Молодчина! — В ее тоне были и благодарность, и уважение, и восхищение его мужеством.

— Одно хоть радует, — процедил Георгий.

— И что же именно?

— Что русалки — любвеобильные. Так сказал Трофим Силантьевич.

— Они — холодные и скользкие, — со знанием дела сообщила Юля. — И в чешуе! И жадные до тепла — человеческого, мужского! — Юля сморщилась, выставила вперед ручки с коготками и стала похожа на злую кошку. — Нравится перспектива? Как только они с мужчинами управляются, эти русалки? Камасутра явно не для них. — Она покачала головой. — У них свои приёмчики! Брр! — поежилась она. — Представляешь свои последние часы в объятиях любвеобильных русалок, а, эротоман из лагеря археологов?

— Сейчас поверну лодку, будешь знать, — кивнул эротоман.

Но Юля не успела ответить колкостью на колкость. Туман стал рассеиваться, и первым это увидел Георгий.

— Кажется, мы на свободе! — вырвалось у него.

Юля стремительно обернулась, да так, что лодка сильно качнулась вбок.

— Точно! — обрадовалась девушка.

За расползающимся туманом они увидели берег острова — и до него было рукой подать. Метров пятьдесят, не более того! В этом месте густой лесок подходил к берегу островка. Где-то были камыши, клиньями уходившие в воду, а где-то открывались песчаные полосы. Удивительная тишина стояла на этом острове, он казался благословенной пядью земли среди большой воды.

— Только осторожнее кувыркайся! — предупредил Георгий Юлю.

— Хорошо! — Она и впрямь осторожно перевернулась на живот, хоть это и было крайне неудобно, и приставила к глазам бинокль. — Красотища какая! Уму непостижимо! Тут бы жить да жить, вдали от общества…

— Ты меня пугаешь, — заметил Георгий. — Правда.

— Не бойся. Посмотри, какой ровный берег!

Георгий бросил весла на веревочках, отнял от груди бинокль и приставил его к глазам.

— Ага, девственный бережок.

— То-то и оно! Ведьм высматриваешь?

— Да как тебе сказать. И какие у нас задачи?

— А задачи наши таковы. Если похитители выкрали Жанну и привезли ее на остров, то они должны были оставить следы. Возможно, это лодка. Даже если они спрятали ее, то могут остаться следы на берегу. Но главное — отпечатки ног. Прошло всего несколько часов, и они вряд ли заметут следы преступления!

— Ладно, рискнем, — согласился Георгий и вновь взялся за весла.

Туман остался позади, и резиновая лодка медленно шла вдоль берега. Но то и дело ей приходилось плыть не только вдоль рваной линии песка, но и мимо высоких зарослей камыша, начисто скрывавших берег. Повсюду плавали кувшинки, тянули к вечернему солнцу нежные головки белые лилии.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — спросила Юля.

— И о чем думаешь ты? — с опаской ответил вопросом на вопрос Георгий.

Юля легла на бочок и устремила вопросительный взгляд на спутника.

— Что, если они причалили через эти камышовые заросли, напролом? Тогда нам их следов не разглядеть. По крайней мере, пока мы плывем вдоль берега. Понимаешь меня?

— Я так и знал! — воскликнул Георгий.

— Тише, — предостерегла его спутница.

— Так и знал, что ты станешь подбивать меня выйти на берег, — прошипел он. — Так и знал, что этим все закончится!

Их неосторожные голоса смело летали над берегом. Других звуков не было и в помине.

— С этого все только начнётся, мой милый Георгий, — оглядывая в бинокль округу, поправила товарища Юля. — Ты же не боишься ведьм?

— Я ведьм не боюсь, но мы приплыли на остров, где, возможно, прячутся преступники. Я сразу тебе не сказал, а теперь скажу. По-моему, это безрассудно и…

— Ну, договаривай. — Она не отрывала глаз от бинокля.

— Глупо это! По-детски. Это какое-то хулиганство.

— Какой же ты правильный у меня, — наконец-то взглянув на него, покачала головой Юля. — Такой правильный-правильный мужчина!

Вот это «у меня» и другие слова растопили сердце Георгия. Но Юля на то и рассчитывала. Сколького может добиться женщина, если прибавит несколько чувственных нот в свои речи и поступки! Сколько сможет завоевать, если даст мужчине понять, что он желанен ей.

— Ну, Гоооошенька, — пропела она. — Нам обоим выходить не надо, кстати, — успокоила она его. — Только одному. Ты останешься на веслах, я буду идти параллельно лодке, в пяти метрах от тебя. Чего тут страшного?

— Я тебя туда не пущу, — сказал он.

— Придется, мой хороший, — вздохнула она. — Иначе для чего мы здесь? И фора у нас есть. Кратчайший путь от «домика любви» к озеру где-то там, — она указала рукой в туманную зыбь впереди и слева, — мы еще не доплыли до того места на острове, которое как раз напротив той коряги. Мне так кажется. Поэтому тут самое время выйти. Я буду тебе так благодарна, Гошенька, — она прищурила зеленые лисьи глаза, — ты даже не представляешь, насколько!..

О, да! Надо дать понять, что она, женщина, не поскупится на благодарность. Надо подарить, подобно брошке в чудной коробочке, обернутой сверкающей фольгой и перевязанной ленточкой, надежду на скорое и упоительное чувство близости. И все будет в порядке.