Расследование, проведенное полицией, если его можно так назвать, показало, что Скотт, по всей видимости, не раз бывал со своими приятелями на той крыше и раньше. Там обнаружили множество пустых бутылок из-под спиртного, окурки косяков с марихуаной и пару кем-то потерянных таблеток экстази.

Как, должно быть, весело они проводили время, имея в своем распоряжении целую крышу, когда под ногами лежал весь Гриффон, а вдали на юге открывался вид на Ниагарский водопад и на башню «Скайлон» уже на территории Канады, казавшуюся на горизонте огромной подставкой под шар для игры в гольф.

Я сам поднимался туда дважды после смерти Скотта. Оба раза просто в роли отца, но невольно осматривал место глазами сыщика. Стараясь понять картину происшедшего, пытаясь мысленно восстановить ход событий. Мне представлялось, как он резвился, позволяя наркотикам и алкоголю подхватить себя и унести от реальности. Кирпичный бордюр, что-то вроде ограды, проходил по всему периметру крыши, но едва достигал шести дюймов в высоту. Не тот барьер, который помешал бы упасть случайно споткнувшемуся человеку, и уж точно не препятствие для того, кто вообразил, будто умеет летать. Мне не свойственен страх высоты, но в обоих случаях, когда я поднимался туда и вставал у кирпичного бордюра, то чувствовал головокружение. Мне на самом деле становилось не по себе тогда или же я слишком живо воображал бредовое состояние, в которое впал Скотт?

Еще я четко помнил тот стук в дверь. Мы с Донной уже лежали в постели, но не спали, гадая, куда запропастился Скотт. Я пробовал звонить ему на сотовый, однако безуспешно, а потому почти собрался встать, одеться и отправиться на поиски, когда во входную дверь громко забарабанили.

– О боже, – произнесла Донна. – О нет.

Я не слишком верю в недобрые предчувствия или в шестое чувство. Но когда раздался стук, думаю, мы оба знали, что получим самые дурные вести.

Я сбежал вниз в одном халате, Донна последовала за мной. Открыв дверь, я увидел перед собой офицера полиции Гриффона, к форменной рубашке которого была прикреплена табличка с фамилией ХЕЙНС. Он заметил Донну, и в его глазах мелькнуло удивление.

– Миссис Уивер, – сказал он, – я проверил его карманы, нашел бумажник и подумал, что он может быть тем самым Уивером.

– Рикки? – спросила Донна. – Почему ты здесь? Что произошло?

– Это связано с вашим сыном.

У нас разом перехватило дыхание. Офицер Хейнс снял фуражку и прижал к груди, скрыв под головным убором именную табличку.

– Мне очень жаль, но вынужден сообщить вам плохие новости.

Донна вцепилась мне в руку.

– Нет, – сказала она. – Нет, нет, нет!

Я обнял ее, а офицер Хейнс продолжил…

– Эй, Кэл. Кэл?

Меня так поглотили воспоминания, что я не заметил стоявшую слева женщину. Это была Анетта Рэвелсон. Лет около пятидесяти, полненькая, но отнюдь не толстая. Раньше таких называли «соблазнительными пышками». Ее рост доходил до пяти футов и восьми дюймов, но только благодаря каблукам, прибавлявшим ей три лишних дюйма. Сережки в форме золотых колес диаметром с подставку под пивную кружку виднелись из-под густых волос, светлых с вкраплениями седины, и от нее исходил мощный аромат каких-то цветочных духов.

– Привет, Анетта.

Мы были знакомы с Рэвелсонами еще до того, как они взяли Скотта на работу. Несколько лет подряд мы покупали у них мебель, а тем летом, когда Скотту предоставили возможность трудиться в магазине во время каникул, знакомство стало более близким. Однако после трагического случая встречи между нами почти полностью прекратились.

– Ты в порядке? – поинтересовалась она.

– Да, все отлично.

– Я окликала тебя по имени, но ты, кажется, не слышал.

– Прости.

– Что с тобой случилось? – Она указала на мой слегка распухший висок.

– Да так, ударился, – ответил я. – Ничего страшного.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Полный порядок.

Анетта, перестав разглядывать мою голову, явно задумалась о том месте, где я стоял. Она не могла не понимать, какие мысли владели мной сейчас.

– Ты считаешь, это хорошая идея, Кэл? – нерешительно спросила она затем. – Я имею в виду, постоянно приходить сюда и стоять там, где…

– Ты права, – поспешил перебить ее я. – Совершенно права. Мне в любом случае пора идти. На самом деле я направлялся в сторону мэрии.

– О! – На ее лице промелькнула тревога. – Ведь городской совет заседает сегодня вечером?

– Насколько я знаю, да.

– Кэл, ты же не собираешься ставить перед советом вопрос об обязательной установке более высоких ограждений на крышах зданий, подобных нашему? Сейчас так поступают многие. Они считают, что какие-то новые доработки могут предотвратить повторение трагедий вроде…

– У меня совершенно другие намерения.

Анетта Рэвелсон тут же приняла смиренный вид.

– Извини. Мне не следовало говорить об этом. Ужасная бестактность с моей стороны. Прости.

Я лишь отмахнулся:

– Рад был встрече, Анетта.

Но только я хотел уйти, как она тронула меня за рукав.

– Есть еще кое-что, Кэл… Ужасно неудобно упоминать об этом, особенно после того, как я проявила такую бестактность.

– В чем дело?

– Поверь, я сейчас говорю не от своего имени. Но Кент… Он часто видел тебя стоявшим здесь прежде. Только не подумай, будто он не понимает, через что тебе пришлось пройти. Не сомневайся, его сердце так же преисполнено сочувствием, как и мое. Ты же сам знаешь. Но порой, когда он видит тебя здесь понуро сидящим в своей машине на стоянке, это как бы нервирует его. Пожалуйста, не истолкуй мои слова превратно.

– Значит, я его нервирую?

– В моих устах звучит неуклюже. Но это внушает ему чувство дискомфорта. И есть еще другие наши клиенты. Они видят тебя, начинают задавать вопросы, почему ты так странно там сидишь, и…

– Меньше всего хотелось бы причинять неудобства Кенту, – сказал я и снова посмотрел на здание. – Он у себя? Может, ему захочется высказать мне все в глаза?

Анетта Рэвелсон поднесла ладонь к моей груди, лишь едва не касаясь ее.

– Его нет в офисе. Извини еще раз. Я не должна была упоминать об этом.

Теперь я тоже сожалел. О своей резковатой реакции.

– Ничего, все в порядке. Я понимаю. Передавай привет Кенту. Я давненько с ним не виделся.

– Ты же знаешь, как мы все заняты, – произнесла она.

– Да. Но мне действительно пора идти. – Я натужно улыбнулся. – От твоего имени передам наилучшие пожелания мэру.

На ее лице появилось испуганное и изумленное выражение.

– Зачем? – спросила она.