раз заходили благие сестры, спрашивали, что нужно, отвлекали детей игрушками и помогали менять пеленки. Одна принесла мне поесть, а другая, увидев Уголька, вскричала:

— Какая милая киса! Будешь хлебушек?

“Скажи ей, что я не ем хлеб. Пусть лучше принесет сосисок, колбасы или свежего мяса с кровью”, — обратился ко мне мысленно фамильяр.

“Не наглей, ты только недавно бегал охотиться на воробьев”.

А ближе к вечеру явился нейт Кварл — деловой и суетливый. Опустив чемоданчик на стол, пошевелил усами и размял пальцы:

— Как поживают больные?

Я собиралась ответить, но слова застряли в горле. За его спиной, среди бумаг, банок и ложечек лежал забытый пузырек с пенициллином…

У меня сократились все сфинктеры разом, по спине побежал холодный пот. Как я могла оставить его? Что за растяпа! Забегалась, вот из головы и вылетело. А скоро вылечу и я, если Кварл повернется.

Только собиралась невзначай подойти к столу и спрятать лекарство в карман юбки, как лекарь произнес:

— Пока достану шпатель…

И, конечно, полез в свой портфель. Пузырек покатился по столу прямо к руке нейта Кварла. Все происходило, как в замедленной съемке. Вот сейчас…

Дикий кошачий мяв сотряс палату. Уголек выскочил из-под кроватки, опрокинул табурет, врезался в ноги лекаря, а потом стрелой вылетел в окно. Пока шокированный Кварл наблюдал за бедламом, устроенным моим усатым спасителем, я успела схватить пенициллин и сунуть его в карман.

Нейт с осуждением покачал головой.

— Кажется, нашелся виновник пропажи… Так, на чем мы остановились?

Он прошелся по всем малышам, оценивая их самочувствие. То хмурился, то кивал своим мыслям.

— Хм, дела идут лучше, чем я думал, — Кварл был в легком замешательстве. — Состояние детей не то, чтобы хорошее, но и не критическое. Продолжайте, Аннис. Если будет нужно, постараюсь выделить кого-то из сестер в помощь.

Ух, пронесло! Мне бы закончить лечение, а там хоть трава не расти. И расчет получу перед признанием, а то мало ли, вдруг оставят без зарплаты из-за самовольства.

Часы сливались в бесконечную череду дел: измерить температуру, дать лекарства, покормить, помыть, успокоить и облегчить боль. Уголек по своему обыкновению то исчезал, то появлялся и милостиво предлагал помощь. Я знала, что когда-нибудь потом меня срубит от усталости, но сейчас, из-за адреналина и энтузиазма я ее почти не ощущала.

Дети начали узнавать меня и привыкать. Когда я была занята кем-то одним, другие ревновали и требовали внимания. Улыбались, стоило взять на руки и приласкать. Я снова чувствовала себя в своей среде, чувствовала нужной и востребованной. Когда передо мной стоял выбор, какое направление медицины выбрать, я без раздумий отдала предпочтение педиатрическому факультету. Дети были более открытыми и честными, мне нравилась их непосредственность и свежий, совершенно особый взгляд на мир. Конечно, случались неприятные моменты с родителями или начальством, но я научилась не пропускать их через себя.

Нейра Бовилл, узнав, что я намерена еще несколько ночей кряду дежурить в палате, распорядилась принести старую кушетку. Забота женщины тронула мое сердце. Пусть на пути встречались проблемы и не слишком порядочные люди, но хороших все равно больше! Часто они просто скрывают доброе сердце за броней равнодушия и показной черствости.

Пенициллин я давала два раза в сутки, на фоне этого температура не поднималась до критических отметок, а страх за жизни пациентов ослаб. Осталось пережить несколько дней, и они поправятся. Нейт Кварл регулярно наведывался к нам, он выглядел довольным и воодушевленным и все расхваливал ртутную мазь.

Шел пятый день моего пребывания в госпитале. У большинства детей сыпь начала бледнеть, кожа в этих местах шелушилась, но я знала, что высыпания исчезнут без следа. Я взяла из кроватки спящего Тилла и села с ним на табурет. Беспокойный малыш всхлипнул и свернулся у груди. Нельзя было слишком сильно к ним привязываться, но я все равно прикипела к своим маленьким подопечным. Как их теперь оставить? А сколько таких детей по всей стране? Я не могу помочь всем, но, может, в моих силах повлиять на саму систему?

Вчера я сделала удивительное открытие, которое подтвердил Уголек. На данный момент лучше голоса и убеждений мой ментальный дар проявлял себя в… пении. Ни о чем не подозревая, я напевала детям колыбельные из детства и свои любимые мелодии, когда заметила, что маленькие пациенты успокаивались быстрее, а их боль уходила на долгий срок.

Всегда считала, что мне медведь на ухо наступил, но теперь голос звучал совершенно по-особенному. В нем появилась сила и уверенность, и сама я в эти моменты становилась другим человеком.

— Да, наивная моя попаданка, — сказал тогда Уголек, удобно устроившись возле ног. — Ты сделала верные выводы. Недаром с древнейших времен маги пропевали слова ритуалов и заговоров. Они знали, что делают. Песни и баллады всегда вызывали в людях больший отклик и самые чистые эмоции, они могли заставить рыдать, биться в конвульсиях или, напротив, возносили в облака и очищали душу. Это страшная сила, Аннис.

И я обещала себе не злоупотреблять ей. По крайней мере до тех пор, пока не научусь ей пользоваться.

Когда выпадали свободные минутки, Лик учил меня буквам, благо здесь можно было разжиться карандашом и бумагой. Я тщательно повторяла материал, несколько раз даже пыталась писать простенькие слова, чем вызывала у парнишки взрывы хохота.

— Ты написала не “лекарь”, а “пятка”! В середине надо не эту букву, а вот эту, — смеялся он, схватившись за живот.

— Тоже мне, умник нашелся. Говорил, что у тебя самого по три ошибки в слове.

Я не могла на него обижаться. Мальчик искренне старался помочь и так же искренне подтрунивал надо мной. Несмотря на мои просьбы быть осторожней, он два раза устраивал потоп в прачечной, но благие сестры, ведясь на неземное обаяние этого хитреца, не ругались. Напротив, старались сунуть то ореховую булочку, то кусок повкуснее.

“Ваш братец вырастет завидным женихом. Уже сейчас такой красавчик” — хихикали они, вгоняя Лика в краску.

На исходе пятого дня Бовилл уговорила ненадолго оставить детей на попечение Лика и Адель. В комнате отдыха были только мы, женщина грузно плюхнулась на стул и размяла шею. Я же заварила для нее кружку крепкого чая и добавила две ложки сахара с горкой, как она любила. Та довольно крякнула и пригубила кипяток.

— Вижу, ты сильно переживаешь за этих сироток, Аннис. Но пойми, каждый ребенок должен пройти природный отбор, чтобы выжили сильнейшие, и род людской не