Также напечатали талоны, которые выдавались каждому человеку перед началом работы и предъявлялись им в качестве купона на оплату в конце дня.

На следующий день, вместе с внушительным эскортом водителей, капитан Джон снова приступил к своей задаче, но и на этот раз вернулся с сообщением о неудаче.

Я был недоволен повторным провалом и объяснил офицеру, что это произошло из-за отсутствия у него сообразительности. Полковник Дункан полностью согласился с моими упреками и добавил: «Ваша ошибка заключается в том, что вы не заставляете людей сесть. Если их усадить, то будет довольно легко поддерживать порядок».

На следующий день я снова получил отчаянное донесение от капитана Джона, в котором говорилось, что он бессилен что-либо сделать с толпой. Я ответил, что пошлю полковника Дункана, дабы показать, как нужно вести дела.

И вот полковник Дункан тотчас же приступил к делу и, произнеся несколько таких фраз, как: «Всем смотреть на меня», обратился к толпе на персидском: «Всем сесть, сесть, сесть немедленно! Никакой работы, пока вы не сядете. Все садитесь!» После чего многотысячная толпа уселась. Тогда переводчик объявил: «Джентльмен сейчас раздаст талоны всем тем, кто отобран для работы. Никто не должен двигаться, все должны оставаться на своих местах».

Воцарился идеальный порядок, и торжествующая улыбка оживила черты лица штабного офицера. «Теперь все, что вам нужно сделать, — это каждому из вас пойти с пачкой билетов и выдать их самым голодным на вид». Сказав это, он вышел вперед с одним билетом в руке, чтобы продемонстрировать процесс. В одно мгновение на него навалились все шесть тысяч, и он вернулся еще печальнее, но уже мудрее, признав очередную неудачу, едва избежав участи быть жестоко растоптанным толпой.

На следующий день было решено выдавать талоны накануне вечером через консула и любого из видных граждан города, которые возьмут на себя ответственность за отдельные кварталы, в которых они проживали. С этого момента дела пошли более или менее сносно. Однако при управлении любой благотворительной схемой весь мир, казалось, ополчился против вас; настоящих помощников не находилось, а получатели благотворительности исхитрялись вести себя самым нечестным образом. Наибольшая трудность заключалась в том, чтобы талоны достались только самым бедным; но самые бедные — самые слабые, а самые слабые терпят неудачу, и трудно помешать довольно крепким типам претендовать на работу, в то время как действительно голодающие оказались оттесненными в битве за талоны.

Кроме того, началась торговля талонами, которую мы оказались бессильны пресечь. Если предположить, что человек, назначенный выдавать талоны, распределял их добросовестно, он все же не мог быть уверен, что один и тот же получатель не подходил к нему трижды и не получал три талона. Или если же он действовал недобросовестно, то ничто не мешало ему отдать сразу пять талонов какому-нибудь лицу, к которому он испытывал благосклонность.

Эти талоны давали право на работу в течение одного дня и получение оплаты в размере трех кран; обычно стоимость крана составляет чуть меньше пяти пенсов. Счастливый обладатель пяти талонов мог обойти город и продать пять талонов по одному крану каждый, что давало покупателям, потратив день на дорожные работы, возможность заработать дополнительно два крана, тогда как сам он прикарманивал пять кран, не делая вообще никакой работы. Ничто не могло положить конец этому виду мошенничества, кроме сотрудничества состоятельных персов, но с их стороны до сих пор не замечалось особых признаков желания помочь нам. Я уже просил губернатора, чиновников и всех знатных людей города проявить хоть какой-то интерес к нашей схеме, но они не выказали никакого участия. Единственный признак заинтересованности, проявленный знатными людьми, исходил от политиков и принимал форму самой активной оппозиции. Они понимали, что я выполняю обещание, высказанное в моей декларации, что англичане всегда заинтересованы в благосостоянии народа; они видели, что наша популярность растет, и они скорее предпочли бы смерть своих сограждан такому нежелательному повороту событий. Это тайное желание всех революционеров: «Благое дело требует жертв; так пусть на это жертвуются огромное количество любых жизней, кроме моей».

Следующим шагом наших противников стало то, что, когда я обеспечил голодающих деньгами на хлеб, они, путем запугивания, закрыли пекарни и настаивали на том, чтобы люди умирали «за правое дело». Эту проблему мы также решили.

Затем возникли новые неприятности. При таком малочисленном количестве контролирующих офицеров как мы могли быть уверены, что владельцы талонов вообще работают? Трудно помешать человеку получить свой талон, тайком вернуться в город и либо продать его, либо явиться самому за оплатой, не выполнив никакой работы. А взыскивалась посильная работа. Некоторые из них могли лишь делать вид, что работают, когда мы шли с инспекцией, едва похлопывая по земле своим примитивным орудием, и тут же прекращали все усилия, как только мы проходили мимо. К моменту выдачи дневного жалованья некоторые из таких обессиленных голодом лежали мертвыми на земле. Кажется ужасным, что люди были вынуждены работать при таких обстоятельствах, но государственные фонды не доступны для использования в виде обычной благотворительности, хотя мы подошли к этому так близко, как только могли.

С течением времени смертельные случаи полностью прекратились, и всего через несколько дней каждый работник смог выполнять какую-то приемлемую работу, не слишком перенапрягаясь, а ни один перс не склонен к перенапряжению.

Наша система постановки бригадиров на каждые пятьдесят человек оказалась единственно действенной; но бригадирам нельзя было доверять, и они, вероятно, получали свою лепту от каждого члена бригады. Самое большее, чем мы могли помешать этому, — отдать все платежи непосредственно в руки рабочих, причем британский офицер буквально клал деньги каждого человека ему в руки; но это не помешало бы бригадиру впоследствии прибегнуть к тому, что китайцы справедливо называют «вымогательством». Эта задача прямой выплаты непосредственно офицером оказалась весьма утомительной, но мы никогда не уклонялись от нее.

Мы не нанимали женщин, и теперь выходило так, что, пока мы даем каждому мужчине скудную сумму на поддержание его собственной жизни, его семье ничего не достается и она по-прежнему голодает. Эту проблему преодолели очень простым способом, увеличив стоимость каждого талона до такой степени, чтобы работник мог купить достаточно хлеба для своей жены и детей, а также для себя.

Как и все простые решения, это также оказалось обреченным на моментальный провал, и от него следовало немедленно отказаться. То, на что мы надеялись, не произошло — наоборот, результат получился крайне неудачным. Сельскохозяйственные рабочие из окрестных деревень, которые едва сводили концы с концами, услышав о выплачиваемом мною хорошем жалованье, наводнили город, оттеснили голодающих горожан и завладели большей частью билетов. Мое предполагаемое благодеяние бедным имело совершенно противоположный результат, и от него пришлось отказаться. Любой опытный человек предвидел бы все это, но опыта мы не имели, и нам приходилось учиться по ходу дела.