Эти встречи помогали лишь в формировании оценки персов и тенденции к снижению — хоть и в очень малой степени — агрессивности агитаторов. У меня не имелось ни надежды, ни желания обращать заговорщиков, но мне удалось поставить их в такие рамки, которые ограничивали их стремления к заговору.

Разведывательный отдел под руководством капитана Сондерса уже добился таких успехов, что я мог получить практически любую необходимую мне информацию. В подобного рода делах деньги играют большую роль, но сами по себе деньги не помогут достичь лучших результатов; необходимо воодушевление как со стороны руководства, так и работающих на них сотрудников, а также доскональная система перепроверки, дабы избежать получения ложной или вводящей в заблуждение информации.

Все это время, всего в 100 милях отсюда, находился турецкий консул с военным эскортом, достаточно сильным, чтобы стереть мой отряд с лица земли; но после падения Багдада боевой дух совершенно покинул турок, и с его преувеличенным представлением о моей силе он боялся меня больше, чем я его.

Естественно, сей чиновник поддерживал связь с турецкой миссией в Тегеране и тратил много времени и денег на отправку туда телеграмм. Эти телеграммы должны были пройти через Хамадан, и без всякого предательства со стороны телеграфистов мы все их перехватывали. Некоторые писались простым языком и оказались нам полезны, другие содержали шифр, ключа к которому у нас еще не было. Результатом наших манипуляций с телеграммами стала жалоба, направленная специальным секретным посланником турецкого консула начальнику телеграфной службы в Хамадане: «Что случилось с вашей службой? Похоже, она не работает должным образом. Я получил с посыльным от одного из моих агентов информацию о том, что из девяти телеграмм, недавно отправленных в Тегеран, две вообще не дошли, а семь дошедших в принципе не поддаются расшифровке. Факт пропажи этих двух можно проследить по моим квитанциям. Пожалуйста, будьте в будущем более аккуратны». Следовало ожидать, что консул должен был разгадать эту простую загадку: вероятно, позже так оно и случилось.

С такой доскональной и надежной системой оказалось несложно получить документальные подтверждения настроений и целей местного демократического комитета, возглавляемого Феридом уд-Даули. Их весьма поучительная переписка позволила мне точно оценить местную политическую ситуацию. Письма шли почти ежедневно — между лидерами комитета и Кучек-ханом в одном направлении и между ними и турецкой миссией в другом, и большая часть этих писем проходила через мои руки.

Первому они писали примерно в таком духе: «Англичане здесь, но их мало. По вашему знаку мы можем восстать и уничтожить их, но вы должны послать нам на помощь некоторое количество ваших солдат; у нас здесь не так много воинов, а англичане хорошо вооружены. Все жители города и большинство лидеров горячо поддерживают вас, и мы только ждем вашего сигнала. И нам не хватает средств». Последним они сообщили следующее: «Британские силы здесь невелики. Ходит слух, что русские пропускают через Баку немецкие войска. Если вы отправите сюда часть этих войск, когда они прибудут, и мы легко уничтожим небольшой британский гарнизон и всех остальных англичан. Или пришлите сюда турецких солдат. Мы делаем все, что в наших силах, ради осуществления немецких и своих целей, и готовы в любой момент отдать за это свои жизни. Мы могли бы достичь большего, будь у нас больше средств». Эти письма показывают, что политики поняли нашу слабость лучше, чем чиновники. А их последняя заключительная нота проливает свет на всю персидскую политику.

Имея в своем распоряжении множество подобного рода сведений, я основательно подготовился к приему гостей на вечерние чаепития. Одно такое чаепитие состоялось в течение нескольких часов после написания и отправки двух таких писем, в духе приведенных выше, и я имел привилегию прочесть эти письма перед самым прибытием моих гостей. После продолжительного обсуждения погоды и голода я перешел к прямому расспросу о Кучеке и турках. Разумеется, тот факт, что мои гости говорили мне неправду, ничем не примечателен; даже если бы они были самыми честными людьми в мире, не следовало ожидать от них правдивых ответов на мои вопросы — пойти на это означило бы предать свое дело. Но, имея на руках письма с самыми последними изложениями их точки зрения, было крайне занимательно слышать ложь моих собеседников. Было бы еще забавнее, если бы я предъявил им их подлинные письма со всеми их подписями. Позднее случались моменты, когда на такое стоило пойти; сделать же это в настоящий момент означило раскрыть факт прохождения их писем через наши руки, что сразу же осушило бы наш источник информации.

«Слышал множество слухов в городе, — продолжал я, — о вашей враждебности к моей миссии. Я не обращаю внимания на подобные слухи, но, разумеется, мы должны смотреть фактам в лицо. Вы, естественно, возмущены нашим присутствием здесь, и мы сожалеем, что этого не избежать. Вы явно симпатизируете Кучек-хану — почему бы и нет? Вы — демократы, а он, как говорят, вождь демократов. Но вам также следует помнить, что я демократ, в том смысле, что представляю единственную в мире по-настоящему демократическую страну и в каком-то смысле сочувствую Кучеку. Единственная ошибка, которую он совершает, — это то, что делает из меня врага и закрывает дорогу на Каспий, что в конце концов приведет его к неприятностям».

Громкий ропот несогласия встретил мою речь. «Какие беспочвенные слухи! Какие невообразимые идеи! Как мы можем сочувствовать Кучек-хану, этому выскочке, стремящемуся возглавить революцию, в то время как именно мы представляем закон и порядок».

«Но ведь вы, должно быть, крайне возмущены нашим вторжением, хотя у нас для этого есть весьма веские причины, и, как я понял из плакатов и манифестов, вы намерены перебить всех нас в наших постелях. И дженгелийцы могут вам в этом помочь». Последовали новые уверения в их невиновности, и я переключился на вопрос их вполне оправданной любви к немцам и туркам. «Большое преимущество присутствия здесь немцев или турок (или и тех и других) перед нами состоит в том, что этим вы обеспечиваете стабильность правительства. Мы не намерены оставаться здесь, и наш окончательный уход после того, как мы выиграем войну, снова отбросит вас назад в хаос, который является привычным состоянием для Персии. Теперь же, с немцами и турками, такого риска могло не быть. Оказавшись здесь, они останутся до конца дней, и стабильная форма правления обеспечена на неограниченный срок. Немецкое правление послужило бы бодрящим стимулом для персов, которые, по вашим же жалобам, слишком вялые. От вялости не останется и следа, когда вы примете хорошую дозу их „Kultur“. Что же касается турок, так знаете о них и их методах управления больше, чем я! Однако все эти преимущества можно получить только в том случае, если немцы выиграют войну, а они ее не выиграют. Исходя из этого, я считаю, что в целом ваша склонность к ним и антагонизм по отношению к нам не принесут вам какой-либо пользы». Последние слова вызвали настоящий шквал негодований. «Какое неслыханное предположение, будто у нас имеются какие-то симпатии к этим отвратительным немцам, которых мы ненавидим, и туркам, которых презираем. Мы питаем величайшее восхищение к англичанам, но мы нейтральная страна, и вы должны немедленно покинуть Персию. Мы не намерены проявлять к вам открытую враждебность и даже готовы предложить вам защиту в случае неприятностей, но жители города агрессивны и могут выйти из-под нашего контроля».