– Совсем как Ларен. Меррик нахмурился:

– Нет. Моя мама другая. Не такая гордая, надменная, заносчивая, как Ларен. – Тут Меррик поморщился, вспомнив, как сам же рассказывал Ларен, что его мать порой становилась грозной, словно викинг, а в иные минуты казалась ласковым ребенком.

– Я не понимаю, – возразил Таби, – Ларен – моя сестра. Чтобы спасти меня, она может убить. Она может и умереть, чтобы помочь мне.

– Это правда, – согласился Меррик и умолк. Меррик не хотел вести разговор о Ларен. Она – сестра Таби, и только. Он не хотел думать о Ларен как-нибудь иначе, но в памяти Меррика вновь всплыла та минута на берегу Копанга, когда Ларен бросилась ему на шею, узнав, что он купил одежду для Таби и Клива. Меррик ощутил прикосновение девушки, горячее дыхание на своем лице и сказал поспешно:

– Скоро я должен буду покинуть Мальверн, ведь теперь дом принадлежит моему брату, у него и у Сарлы, конечно же, будут дети, и здесь не останется места для нас обоих. Я уже размышлял об этом и знал, что нужно будет скоро уйти из дома, завести свое хозяйство, возделывать землю. Другой мой брат, Рорик, нашел целый остров недалеко от восточного берега Англии, который называется теперь Соколиная гора. Красивое место, и принадлежит ему одному. Мне придется теперь найти свою землю. А ты что скажешь, Таби?

Таби уже уснул. Ларен неслышно выступила из темноты и заговорила с Мерриком:

– Человек должен быть хозяином самому себе, ступать по земле, которая принадлежит только ему, возделывать землю, в которую ляжет его зерно, и снимать с нее урожай.

Меррик на миг растерялся. Ларен застала его врасплох, и ему это не понравилось: подкралась точно тень, притаилась и подслушивала! Меррик еще и потому рассердился, что он недавно думал о Ларен и боялся, что она сумеет как-то разгадать его мысли. Обращаясь к Таби, Меррик словно разговаривал с самим собой, ведь малыш еще не мог понять взрослых. И вот, пожалуйста, Ларен подбирается к нему, будто привидение, и неведомо для него проникает в тайны его души.

– Почему ты спряталась и слушала то, что было сказано не для твоих ушей? И все же каждое мое слово правда, и я готов повторить: твоя гордыня чересчур велика. Ты держишься уверенно, словно викинг в, бою, просто смешно. Ты слишком много о себе мнишь, а ведь ты всего-навсего женщина.

Ларен пожала плечами:

– Я не слыхала, что ты говорил обо мне. Очень жаль, что ты так низко ценишь женщин.

Меррик вздохнул – лучше бы он промолчал.

– Нога еще болит?

– Почти нет Мазь и вправду творит чудеса.

– Некому больше готовить это снадобье, мама умерла Может быть, она успела научить Сарлу. Надо спросить – Меррик слепо уставился в темноту мимо Ларен, думая: сперва девчонке пришлось голодать, потом ее жестоко избили, а теперь саднит недавний ожог Гнев улетучился Если бы не самонадеянность Ларен, если бы не ее гордыня, она бы давно уже погибла Да, в этом она и вправду похожа на мать Меррика, или, вернее, на Мирану, жену Рорика Первое время Меррик ненавидел жену брата и боялся ее, да и родители тоже не доверяли ей, поскольку в жилах Мираны текла кровь убийцы. Но Мирана оказалась сильной, верной и столь же упрямой, как и се муж Рорик.

Вздохнув, Меррик вновь обратился к Ларен:

– Смерть приходит слишком быстро – и навсегда уносит жизнь Погибнуть в бою почетно для мужчины, он готов к этому, по крайней мере, душой, если не разумом, ведь ему известно, что отправиться в Вальхаллу – значит остаться там навечно. Но когда болезнь подбирается к тебе исподтишка, и ты не можешь ей противостоять, не можешь сражаться с ней – это ужасно Ни отвага, ни честь здесь не помогут Ларен решительно сжала губы, и голос ее прозвучал жестко"

– Такова жизнь Чтобы умереть, не нужны ни отвага, ни честь Когда человека разрубают на куски, он погибает Но разве такая смерть лучше, чем смерть от чумы или ножа убийцы?! Жизнь пронизана смертью, их невозможно разделить. Смерть всегда стоит у нас за плечами, всегда, для всех, один конец – был человек и нет его.

– Ты рассуждаешь слишком грубо, не понимаешь, как важно человеку самому выбрать последнюю битву, показать свою доблесть и силу. Чума – совсем не тот жизненный итог, какого хотел бы мой отец.

– А твоя мать? Женщины ведь не участвуют в сражениях, верно? Значит, для них кончина лишена и красоты и славы?

– Не знаю, не думал. Но женщины – это же совсем другое дело.

– Ну да, – негромко произнесла Ларен, – конечно. – Она хотела что-то добавить к своим словам, но передумала и только головой покачала:

– Мужчинам повезло, что они сильнее нас.

Меррик снова подумал о ее обожженной ноге и похвалил Ларен:

– Ты смогла выжить.

Она рассмеялась, но смех прозвучал невесело:

– Если бы не ты, нам бы уже не долго оставалось жить. Думаю, на Траско все бы и завершилось. Скоро он распознал бы, что я вовсе не мальчишка, и тогда – либо я стала бы наложницей, либо сразу погибла. Я потеряла Таби, не сумела удержать его при себе, позаботиться о нем, и мне было уже все равно.

– Ты бы покончила с собой?

Ларен замолчала, она долго стояла неподвижно, почти вплотную к Меррику, спиной к луне, и Меррик не мог разглядеть ее лицо, он видел только серебряное сияние над головой девушки.

– Не знаю, – сказала она наконец, – тогда я не успела ничего решить. Я хотела найти Таби. Потом пришел ты. Меррик, мне так жаль, что тебе не довелось увидеть своих родителей. Я сочувствую твоему горю, Меррик.

Он ничего не ответил, только откинулся назад, прислоняясь спиной к шероховатой коре дуба, и прикрыл глаза.

– Оставь мне Таби, – попросил он, не открывая глаз. – Скоро я вернусь домой и тогда принесу его.

– Делай как хочешь. Что тебе нужно теперь, Меррик?

– Остров, как у моего брата Рорика. Она расхохоталась. На этот раз смех был открытым, веселым, звонким, никогда прежде Меррик не слышал настоящего смеха Ларен, откровенного, несдержанного, искреннего. И чему она радуется? Меррик даже глаза приоткрыл:

– Ты смеешься надо мной?

– Где же ты найдешь целый остров?

– Не знаю, я просто думал вслух и не хочу отвечать на твои докучливые расспросы.

Ларен застыла, но Меррик даже не посмотрел в се сторону. Она вполне заслужила упрек. Отвернувшись, Ларен побрела прочь, а Меррик умиротворенно прикрыл глаза, крепче прижимая к себе малыша. Он чувствовал, как бьется его сердце под ладошкой Таби.

* * *

Чтобы отпраздновать возвращение Меррика, полагалось устроить пир – только все вышло совсем не так, как год или два тому назад. Конечно, выставили вдоволь меда и браги, сыра, капусты, лука, бобов, дымилось жаркое из дикого кабана, нежное, темно-розовое, хорошо прокоптившееся мясо лосося украшало стол, хватало и черного хлеба и белого, сладких и кислых яблок. Сарла расстелила на широком деревянном столе красивую белую скатерть из льна, и Ларен, поглядев на убранство, неожиданно для самой себя смахнула с ресниц слезы.