Лилия отвела глаза, что удалось ей с некоторым трудом.

— Я… ну хорошо, я расскажу. В конце концов, это всего лишь сон.

— Сон? — удивленно переспросил Александр Васильевич. — А, ну да, конечно. Сон, что же еще. Говорите, я слушаю.

* * *

Это произошло тридцать лет назад. Был холодный, промозглый, сумрачный ноябрьский день — день, когда даже у совершенно здорового, веселого и не обремененного житейскими проблемами человека может тоскливо заныть сердце.

Лилия, только что успешно сдавшая зачет по симптоматике невралгий, размышляла, где, как и с кем провести вечер. Две недели назад она развелась со своим первым мужем, тем самым инженером-строителем, и теперь была совершенно свободна.

Можно было поехать к Алику, пить мартини и слушать «Биттлз». Можно было поехать к Эдику, пить «жигулевское» и слушать Высоцкого. Можно было пойти с девчонками в кино на «Неукротимую Анжелику».

А можно было, под влиянием тоскливого дня, никуда ни с кем не ходить, а, наоборот, порадовать своим посещением родителей. Заодно и поем по-человечески, решила Лилия, представляя себе ароматный украинский борщ и румяные пампушки с чесноком. Или айсбанн с тушеной капустой — если на кухне хозяйничал отец. Лучше бы, конечно, и то, и другое.

Но судьба приготовила ей еще один вариант.

Не успела Лилия спуститься в студенческий гардероб, как ее догнала стайка однокурсниц, тех самых, что собирались пойти на «Анжелику». Однокурсницы возбужденно верещали.

— Милицию, нужно обязательно милицию!..

— Зачем милицию, надо пожарных!

— «Скорую»! С телефона на вахте!

Лилия поймала за локоть одну из девчонок, прижала к стене и потребовала объяснений. Остальные, вместо того, чтобы бежать на вахту, окружили их и продолжали галдеть.

Мало-помалу выяснилось, что студент Печалин с общей терапии вылез на крышу их семиэтажного учебного корпуса явно с суицидальными намерениями. Во всяком случае, сейчас он стоял на самом краю и орал, чтобы к нему не подходили — иначе он прыгнет.

— Гм, — сказала Лилия, уже в те юные годы отличавшаяся рационализмом мышления, — а какие требования он выдвигает?

— Никаких! Не хочу, говорит, больше жить! Идите, говорит, вы все, и ничего никому не скажу!

— Гм, — повторила Лилия.

— Лилька! Сходи к нему!

— Почему я?

— А помнишь, ты говорила, что можешь уговорить кого угодно на что угодно? Вот и уговори его не прыгать!

Последнее предложение было горячо поддержано всеми собравшимися. Кроме Лилии.

Собравшиеся окружили ее, а потом стали подталкивать к лестнице.

— Давай-давай, ты же из нас самая умная!

— Если не ты, то кто?!..

— Жалко же парня! А вдруг он из-за несчастной любви?..

На крыше было мокро и очень холодно.

Надо было взять в гардеробе пальто, подумала Лилия. Витьке Печалину что — он был в теплой японской куртке, а вот ее от ветра сразу пробрало до костей.

Однокурсники, бестолково толпившиеся у люка, посторонились и дали Лилии дорогу.

Подняв воротник тонкого жакетика и обхватив себя руками, чтобы сберечь остатки тепла, Лилия приблизилась к Виктору.

Тот действительно стоял на самом краю, но пока, на всякий случай, одной рукой держался за ограждение.

— Витя, не надо… жизнь такая хорошая вещь, — уверенным, как ей казалось, тоном начала Лилия.

— Не для меня! — покосившись на нее, отрезал Печалин. Он приподнял одну ногу, попробовал ею воющую ветром пустоту и вернул назад.

— Давай уйдем отсюда в теплое, безопасное место и там обо всем спокойно поговорим, — предложила Лилия.

— Отстань! Не хочу я ни с кем ни о чем разговаривать!

— Вить, ну что ты в самом деле как маленький! Здесь же высоко! Ты же разобьешься!

— Да! Этого-то я и хочу!

— А ты о родных подумал? О папе с мамой? О девушке своей — как ее, Марина, кажется?

При звуках этого имени Печалин страшно, как Мефистофель в «Фаусте», захохотал.

После чего отпустил ограждение и шагнул вниз.

* * *

— Из-за девушки, значит, — задумчиво произнес Александр Васильевич. — Что ж, в девятнадцать лет это бывает.

В его голосе не было ни тени упрека. Его рука по-прежнему лежала на ее голове. И все же Лилия поспешила оправдаться.

— Но вы не думайте, он не разбился! Он, знаете ли, пролетел всего этаж, а там зацепился курткой за какой-то штырь над окном криогенной лаборатории и висел на нем, пока его не сняли пожарные!

— Он не разбился, — повторил Александр Васильевич. — Но эта история так подействовала на вас, что вы решили…

Лилия медленно поднялась с пола.

— Да, — сказала она, глядя на Александра Васильевича с некоторым вызовом.

— Я перешла учиться на смежное направление. Я хотела доказать, что…

— Что вы действительно можете уговаривать людей поступать так, как вам хочется. Разумеется, для их же блага. Доказать не столько другим, сколько самой себе…

Лилия, сглотнув ком, кивнула.

— И как? — поинтересовался Александр Васильевич. — Вы в самом деле научились этому? Окажись вы в подобной ситуации сейчас, вы смогли бы уговорить его не прыгать?

— Смогла бы, — бесстрашно ответила Лилия.

— Что ж, — усмехнулся Александр Васильевич и тоже встал. — Тогда вперед!

Он щелкнул пальцами. Стена Лилиного кабинета растаяла, и на нее пахнуло ноябрьской сыростью, смешанной с запахом ржавой крыши и страха.

* * *

Надо было взять шубу, подумала Лилия. Витьке Печалину что — он в теплой японской куртке, а вот ее от ветра сразу пробрало до костей.

Однокурсники, бестолково толпившиеся у выхода на крышу, посторонились и дали Лилии дорогу.

Обхватив себя руками, чтобы сберечь остатки тепла, Лилия приблизилась к Виктору.

Он стоял на самом краю крыши, но пока, на всякий случай, одной рукой держался за ограждение.

— Привет, Виктор, — сказала Лилия.

Печалин повернул голову в ее сторону, но не ответил.

— Говорят, ты тут прыгать собрался, — тем же ровным, спокойным голосом продолжала Лилия.

Печалин дернул головой, но снова промолчал.

— Ну-ну…

— А ты что, пришла меня отговаривать? — наконец разомкнул уста Виктор.

— Да что ты, ни в коем случае! Ты взрослый человек и сам решаешь, жить тебе или умереть!

Лилия заметила, что пальцы Печалина, которыми он держался за заграждение, сжались немного сильнее.