– А теперь? – смеюсь я.

– И теперь страшно и весело, – тоже смеётся она.

Поговорили мы о том, о сём; Дуняша вышла, а Демидова вздыхает:

– Засиделась она в девках, двадцать первый год пошёл – раньше уже никто в жены не взял бы: стара для замужества, сказали бы… Послушайте, граф, – вдруг говорит Демидова далее, – а не жениться ли вам на Дуняше? Я её нахваливать не стану, но, ей-богу, хорошая партия! Мила, скромна, но не дичок, обхождения приятного; к тому же из царского рода по отцу: из тех Лопухиных, из которых первая жена Петра Великого была, и сын её царевич Алексей, и внук – государь-император Пётр Второй… Право же, граф, где вы лучшую невесту найдёте?

Евдокия Орлова (Лопухина), жена графа Алексея Григорьевича Орлова

– Но я старше её почти на тридцать лет, – возражаю, – да и согласятся ли родители?

– Вас года не берут, граф, – опять вздыхает Демидова, – кто вам ваш возраст даст?.. И что за беда, если муж старше жены? Так и должно быть… А родители Дуняши за счастье сочтут с вами породниться: кому не хочется за самого графа Орлова дочь выдать?.. Соглашайтесь, Алексей Григорьевич, соглашайтесь, умоляю вас! За согласие моей сестры и мужа её я вам ручаюсь.

– Но захочет ли Дуняша? – продолжаю я сомневаться. – Может, её сердце другому отдано?

– Глупости какие! – фыркает Демидова. – Если мы будем девок по их желанию замуж выдавать, мир перевернётся! Супружество – не такая вещь, чтобы девицы решение принимали: они сиюминутным чувствам подвержены, о завтрашнем дне не думают, а брак – дело серьёзное, на всю жизнь… Есть девки, которые, французских романов начитавшись, на отчаянные поступки во имя любви готовы, но Дуняша не такая, её правильно воспитали – за кого родители прикажут, за того и пойдёт.

– Нет, Екатерина Алексеевна, надо и её спросить, – говорю. – Не хочу, чтобы она с постылым мужем жила. Вдруг я ей противен?

– Ох, граф, это вы-то противны? Унижение паче гордости! – грозит мне пальцем Демидова. – Впрочем, пойдите и спросите Дуняшу сами; слышите, она на клавикордах в гостиной играет… Ступайте, Алексей Григорьевич, Бог вам в помощь!..

Иду я к Дуняше; она играть перестала и вопросительно на меня смотрит.

– Евдокия Николаевна, – говорю я ей, – я уже не молод, а избранницы до сих пор не имею. Вы можете счастье всей моей жизни составить: выходите за меня замуж, и клянусь вам, что буду любить и уважать вас до конца дней моих!

Граф Алексей Григорьевич Орлов, 1780-е годы

Она так растерялась, что не сразу ответила.

– Как же это… – лепечет. – Но ведь вы… Но ведь я… Как же это?..

– Бывают минуты, от которых судьба зависит, – продолжаю я тогда, – вот такая минута сейчас и наступила! Я вас давно знаю, а когда нынче увидел, сердце моё встрепенулось и сказало – это она! И если в вас хоть капля ответного чувства ко мне есть, будьте моей женой! Или я вам не люб?

– Я не знаю… Я никак не думала… Но как же матушка и батюшка?.. – совсем она потерялась.

– Если вас лишь это тревожит, не беспокойтесь: тётушка ваша в согласии их уверена, – утешаю я её. – Выто сами согласны?

– Вы мне всегда нравились, – признаётся она, покраснев. – Однако это так неожиданно…

– Ну, вот и славно! – говорю и в щёчку её поцеловал. Дуняша вскрикнула, лицо руками закрыла и выбежала из комнаты, а я к Демидовой возвратился.

– Ну что, Алексей Григорьевич? – спрашивает она с нетерпением.

– Поладили мы с ней, – сообщаю. – Удалось ваше сватовство, Екатерина Алексеевна.

– Ой, как хорошо! – восклицает. – Сейчас же поеду к сестре и всё ей расскажу! А вы завтра приезжайте официальное предложение делать…

* * *

– Так, с налёту, я и женился на матушке твоей, – улыбаясь, сказал граф Анне Алексеевне. – Родители её согласие своё дали, брат Иван также меня благословил, и матушка-императрица этот брак одобрила – пожелала нам всякого счастья и благополучия. Свадьба у нас была пышная, целый месяц гуляли; вся Москва у меня побывала.

Сперва детей у нас не было, но мы этому даже рады были – друг для друга жили. Через три года ты родилась, Нинушка. Матушка-императрица как раз в Москве пребывала и самолично поздравить меня приехала; правда, прибавила, что лучше бы родился сын, потому что девочек воспитывать я не способен. Я господину философу об этом уже рассказывал…

К. Хепфер. Свадьба

В следующем году Дуняша родила и сына, однако в тот же день скончалась. Я до последнего около её постели сидел, за руку держал. Перед самым концом Дуняша мне знак подала, чтобы я наклонился, и прошептала:

– Кто мог знать, что я первой умру… На тебя детей оставляю, не обижай их. Не дал мне Бог с ними побыть… – с тем и отошла.

Что я тогда пережил, всё при мне останется, распространяться не стану… Видно, за грехи нас Господь покарал: Григорий с женой толком не пожил, и я тоже…

Сына моего окрестили Иваном. Императрица его тут же в капитаны Преображенского полка произвела, а когда я её благодарить приехал, сказала, что верит в его высокое будущее – у такого, мол, великого отца и сын великим будет. Низко я ей поклонился…

Однако и сына моего Ивана скоро к себе Господь призвал, года не дал на свете побыть; осталась у меня одна Нинушка, последнее моё утешение…

– Батюшка! – воскликнула в слезах молодая графиня и поцеловала ему руку.

– Она и сейчас весьма пригожа, – улыбнулся ей граф, – а в детстве была сущий ангелочек. Кто к нам в дом ни приедет, обязательно ею восторгается; раз сидит у нас Наталья Загряжская, беседуем мы с ней, вдруг Нинушка в комнату влетает. «Чьё это очаровательное дитя?» – спрашивает Загряжская, которая Нинушку до тех пор не видела. «Да вот, – говорю, – забежала вчера с улицы, так и осталась. Не выкидывать же – пущай живёт!»

– Батюшка! – смутилась молодая графиня.

– Но в воспитании я ей спуску не давал, – продолжал граф. – Бабушка, мать Дуняши, всё баловать Нинушку пыталась. «Ах, ты, моя сиротинушка, не довелось твоей маменьке тебя приголубить и приласкать!» – причитает и от всех забот пытается оградить. Да ещё по церквам и монастырям не в меру возит и дома вместе с ней на коленях перед иконами стоит. Однако я вёл себя по-другому: работать Нинушку заставлял – нужды нет, что слуг полный дом, пускай сама старается! А если что не так делала, наставлял: «Не ленись! Это тебе не Богу молиться».