— Нет, сэр. Я думал…

— Попробуйте. Со всей тщательностью. Одного человека оставьте у машины, другого — у ворот, сами будете здесь. Попытайтесь еще раз поговорить со слугами, особенно с помощником садовника. Скажите мистеру Сперлингу, что от пяти до шести я вернусь — как кончится заседание суда. Передайте, что я буду весьма признателен, если все они сочтут возможным никуда не уезжать.

И он поспешно удалился, даже не взглянув в мою сторону, — а мог бы, просто из вежливости.

Я подмигнул Бену Дайксу, с наглым видом вышел из комнаты и отправился на поиски Вулфа — похвастаться своими успехами. Я нашел его в оранжерее — он изучал какие-то бетонные уступы с автоматическим поливом.

Прошло часа два. Вулф и я убивали время в его комнате. Он уже выяснил, что самое большое кресло в комнате хорошо разве для кратковременных упражнений, а для сидения на длинные дистанции не предназначено, поэтому он перебрался с книгой на кровать и лежал, откинувшись на спину, хотя терпеть не мог читать лежа. Его ярко-желтая рубашка своей яркости еще не утратила, но уже изрядно помялась, чего он никогда не допускал дома — менял сорочки каждый день; а на его желтых носках, у больших пальцев, появились дырочки, и это тоже было не удивительно ведь он не менял и носки, и на них второй день давила восьмая часть тонны.

Я наконец добрался до журналов, которые принес наверх еще прошлым вечером. В дверь постучали, и я сказал:

— Войдите.

Это оказался председатель правления. Он закрыл за собой дверь и подошел поближе. Я издал приветственный возглас. Вулф положил книгу на живот, в остальном — на появление Сперлинга никак не прореагировал.

— Устроились вы как будто неплохо, — Сперлинг не забыл, что он — гостеприимный хозяин.

Вулф хмыкнул. Я ответил дежурной любезностью.

Сперлинг взялся за спинку кресла, чуть развернул его в нашу сторону и сел.

— Значит, вам удалось отболтаться? — спросил он.

— Едва ли я заслуживаю высокой похвалы, — скромно ответил я. — Картинка-то не в фокусе, вот в чем дело. Надо накладывать слишком много ретуши, и я просто обратил на это их внимание.

Он кивнул:

— Со слов Дайкса я понял, что окружной прокурор готов гарантировать вам неприкосновенность, если вы подпишите заявление.

— Не совсем так. По крайней мере, дать письменную гарантию он не предлагал. Не думаю, что он собирался заманить меня в ловушку, но меня вполне устраивает неприкосновенность, которая у меня есть. Я слышал, один умник однажды сказал, что добродетель никак не хотят оставить в покое.

— Где это ты слышал? — вопросил Вулф со своих подушек. — Это Конфуций.

Я пожал плечами:

— Наверное, от него и слышал.

Хозяин понял, что со мной говорить бесполезно, и повернулся к Вулфу:

— Окружной прокурор вернется от пяти до шести. Он попросил никого из нас не уезжать. Что это может значить?

— По всей видимости, — сухо объяснил Вулф, — это значит, что ему придется досаждать вам и дальше, хотя он с великой радостью этого бы не делал. Кстати, не стоит недооценивать мистера Арчера. Как любой из нас, он не лишен своих изъянов, но они не должны вводить вас в заблуждение.

— Я и не заблуждаюсь. Но какие у вас основания полагать, что это не несчастный случай, а что-то другое?

— Не знаю… впрочем, он ведь вам на что-то намекал. Может и никаких. Но, даже если он решит, что это несчастный случай, нужно выяснить, кто сидел за рулем. Ваше положение, мистер Сперлинг, положение человека богатого и заметного в обществе, имеет много преимуществ и привилегий, но и много неудобств. Мистер Арчер прекрасно понимает, что не может сделать вам поблажку, потому что сразу пойдут разговоры — это, мол, из-за вашего положения. Так что у него свои трудности.

— Да, с ним все ясно, — Сперлинг великолепно держал себя в руках, если учесть, что он при свидетелях обещал оплатить ущерб, нанесенный нашей оранжерее. — А с вами? Вы сегодня три часа подряд допрашивали мою семью, гостей и слуг. У вас, надеюсь, нет намерения выставлять свою кандидатуру на государственную должность?

— Упаси господи, — по тону Вулфа можно было подумать, что его спросили, не собирается ли он заняться баскетболом. — Вы же сами наняли меня расследовать обстоятельства смерти мистера Рони. Вот я и пытался отработать гонорар. Пока, скажу прямо, я не сильно преуспел, но в воскресенье у меня выдалась тяжелая ночка, и к тому же я не знаю, что предпримет мистер Арчер. Который час, Арчи?

— Четверть пятого.

— Значит, через час он будет здесь.

Сперлинг поднялся.

— У меня в конторе дел невпроворот, — сказал он, просто констатируя факт, и энергичной походкой вышел из комнаты.

— Человек прямо родился для короны, — заметил я.

— Да, волдырей на голове не видно, — согласился Вулф и снова углубился в книгу.

Вскоре мне надоело созерцать его большие пальцы в желтых носках, на которых намечались дырки, и, швырнув журналы на стол, я выбрался из комнаты, спустился вниз и вышел на воздух. Со стороны бассейна доносились какие-то звуки, и я направился туда. Ветер совсем утихомирился, солнце раздобрилось и не жалело тепла, и для всех тех, кто тротуарам и зданиям предпочитает зеленую траву, цветы и деревья, день был настоящим подарком.

Конни Эмерсон и Медлин плавали в бассейне. Пол Эмерсон, в хлопчатобумажной рубашке и не слишком чистых брюках, стоял на мраморной облицовке и хмуро взирал на пловчих. В кресле под зонтиком сидела Гвен, в темном, но вполне летнем платье, голова откинута назад, глаза прикрыты.

Медлин, прервав великолепный кроль, окликнула меня:

— Давайте сюда!

— Плавок нет! — отозвался я.

Гвен услышала нас, чуть развернула голову и окинула меня долгим, внимательным взглядом, ничего не сказала, приняла прежнюю позу и закрыла глаза.

— А вас освежиться не тянет? — спросил я Эмерсона.

— В субботу у меня мурашки по коже бегали, — раздраженно заявил он, будто любой здравый человек и сам мог об этом догадаться

— А как дело обстоит сейчас?

— Что? Вы насчет мурашек?

— Насчет Рони.

— А-а. Пока что он мертвый.

— Удивительно, — выдающийся комментатор одарил меня быстрым взглядом, но блики солнца на воде нравились ему больше. — Готов спорить, он восстанет из могилы. Я слышал, это была ваша машина.

— Машина мистера Вулфа, да. Так говорят полицейские.

— И тем не менее вы здесь, без охранника, без наручников. Они что, собираются дать вам медаль?

— Жду и надеюсь. Думаете, я ее заслуживаю?

Эмерсон поджал губы и тут же вернул их в прежнее положение, такая у него была привычка.