Он оттолкнулся от кровати, сбросил ноги на пол и, хмыкнув, полез за туфлями. Надел их и как раз завязывал шнурок, когда раздался стук в дверь; она распахнулась, не успел я пригласить стучавшего войти. Им оказался Джимми Сперлинг.

— Папа зовет вас в библиотеку, — объявил он и в ту же секунду исчез, не закрыв за собой дверь. Видимо, его поездки на шахты плохо сказались на его манерах.

Вулф не спеша заправил в брюки рубашку, надел галстук, жилет, пиджак. Мы прошли по коридору к лестнице, спустились и сложным маршрутом проследовали в библиотеку, не встретив на пути ни души, я уже подумал, что все собрались и ждут нас, но оказалось, что ничего подобного. Когда мы вошли, в библиотеке было три человека: окружной прокурор, председатель правления и Уэбстер Кейн. Арчер снова зацапал лучшее кресло, и Вулфу пришлось выбирать из того, что осталось. Почему здесь Уэбстер Кейн и где Бен Дайкс? Хорошо, что нет Медлин. Может, я все-таки получу приоритетное право на некоторые ее мысли?

Вулф обратился к Арчеру:

— Хочу поздравить вас, сэр, — вы приняли здравое решение. Я знал, что мистер Гудвин на подобные выходки не способен, но этого не знали вы. Вам пришлось пошевелить мозгами, и вы это сделали с блеском.

Арчер кивнул.

— Спасибо. Я старался, — он оглядел комнату. — У меня был тяжелый день в суде, я здорово устал. Я не должен был сюда приезжать, но раз обещал, слово надо держать. Это дело я передаю мистеру Гаррену, одному из моих помощников, он куда более опытный следователь, чем я. Сегодня у него полно дел, и он не приехал, но хочет приехать и поговорить со всеми нами завтра утром. А пока…

— Можно мне сказать? — вставил Сперлинг.

— Разумеется. Прошу вас.

Сперлинг заговорил легко, в голосе, во всем его облике не чувствовалось никакого напряжения.

— Я хочу рассказать, как именно все произошло. Когда утром Дайкс объявил, что обнаружил следы наезда на машине Вулфа, я счел вопрос решенным. Кажется, я этого не скрывал. Естественно, я подумал, что это дело рук Гудвина, ведь вечером он ездил в Чаппакуа. Но, когда я узнал, что вы сомневаетесь в виновности Гудвина, я тоже засомневался — будь эта версия приемлемой, вы бы довели ее до конца. Тогда я крепко задумался, зная, как мало у всех нас времени, — и кое-что вспомнил. Лучше всего я прочту вам заявление.

Сперлинг сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда сложенный лист бумаги.

— Это заявление, — сказал он, разворачивая лист, — датировано сегодняшним числом и подписано мистером Кейном. Уэбстером Кейном.

Арчер нахмурился:

— Кейном?

— Да. Вот текст заявления:

«В понедельник вечером, 20 июня 1949 года, около половины десятого я вошел в библиотеку и на столе мистера Сперлинга увидел письма, которые, как я знал, он хотел отправить. Я слышал, как он об этом говорил. Я знал, что он был расстроен из-за каких-то семейных дел, и предположил, что об этих письмах он просто забыл. Я решил поехать в Маунт Киско и бросить их в почтовый ящик, чтобы утренним поездом они уже ушли. Я вышел из дому через западную террасу, намереваясь взять в гараже свою машину, но вспомнил, что машина Ниро Вулфа запаркована поблизости, гораздо ближе гаража, и решил воспользоваться ею.

Ключи оказались в машине. Я завел двигатель и поехал. Сумерки еще не перешли в ночь, и, прекрасно зная дорогу, я не стал включать сигнальные огни. Дорога идет немного под уклон, и я ехал со скоростью двадцать — двадцать пять миль в час. При подъезде к мосту через ручей я вдруг увидел, что прямо перед машиной, чуть слева, находится какой-то предмет. В тусклом свете у меня не было времени понять, что это — человек. Я только успел увидеть этот предмет, а в следующую секунду машина его сбила. Я нажал на тормоз, но без особой спешки, потому что в этот миг еще не осознал, что сбил человека. Через несколько футов машина остановилась. Я выпрыгнул из нее, побежал назад и увидел, что это Луис Рони. Он лежал футах в пяти от машины, и он был мертв. Торс его был размолот колесами машины.

Я могу подробнее описать, что я делал после этого, но вполне можно обойтись и одним предложением: я просто потерял голову. Не буду описывать и свои чувства, но расскажу, как вел себя дальше. Когда я убедился, что он мертв, я оттащил тело с дороги, проволок по траве футов пятьдесят и оставил с северной стороны кустарника, со стороны, противоположной дороге. Потом я вернулся к машине, проехал через мост к воротам, развернулся, поехал назад к дому, запарковал машину на прежнем месте и вышел из нее.

В дом я не пошел. Стал ходить взад-вперед по террасе, пытаясь что-то решить, собраться с духом, войти в дом и рассказать, что произошло. В это время из дома вышел Гудвин и направился к своей машине. Я слышал, как он завел двигатель и уехал. Я не знал, куда он направлялся. Подумал, может быть, он едет в Нью-Йорк, и машина назад не вернется. Во всяком случае, его отъезд как-то помог мне определиться, Я вошел в дом, поднялся к себе в комнату и постарался успокоиться, сев за экономический отчет, который я готовил для мистера Сперлинга.

Сегодня днем мистер Сперлинг сказал мне, что лежавшие на столе письма куда-то исчезли. Я сказал ему, что забрал их, — так оно и было, — намереваясь отвезти в Чаппакуа сегодня утром, но дорога была перекрыта полицией, и к тому же они охраняли все находившиеся здесь машины, и отвезти почту я не смог. Не могу даже объяснить почему, но его упоминание о письмах в корне изменило мое отношение к случившемуся. Я тут же по собственной воле рассказал ему обо всех фактах, приведенных выше. Когда он сообщил мне, что чуть позже здесь появится окружной прокурор, я сказал, что изложу все факты письменно и поставлю под этим заявлением свою подпись, что и было сделано. Таково мое заявление».

Сперлинг поднял голову.

— Подписано Уэбстером Кейном, — заключил он и вытянул руку, чтобы передать бумагу окружному прокурору. — Засвидетельствовано мной. Если вас интересует более подробное изложение, я думаю, он не будет возражать. Да вот он перед вами — спросите его.

Арчер взял бумагу и пробежал ее глазами. Через минуту поднял голову и, чуть склонив ее набок, пристально посмотрел на Кейна. Тот не отвел взгляда.

Арчер постучал пальцем по бумаге:

— Это написали и подписали вы, мистер Кейн?

— Я, — ответил Кейн ясно и четко, но без всякого бахвальства.

— Вам не кажется, что с этим заявлением вы немного запоздали?

— Кажется, и даже очень. — Не сказать, что вид у Кейна был счастливый, но он старался держаться стойко. Он забыл пройтись по волосам расческой — они были растрепаны, и в данном случае это играло ему на руку: можно было хоть как-то поверить, что человек с внешностью молодого политического деятеля или, скажем, молодого да раннего способен совершить такую глупость. Чуть поколебавшись, он продолжил: — Я прекрасно осознаю, что моему поведению нет оправдания. Я даже себе не могу дать разумного объяснения. Видимо, в минуты кризиса я не настолько хорош, как хотелось бы.