– Уродов плодить!

– Не понял?! – спросил муж с легкой угрозой, за которой читалась надежда поставить супругу на место.

– Мозгляков, себе под стать.

При этих словах Ворожейкина подняла крышку и теперь держала ее, как древние скифы щит, используя ее как средство защиты.

– Я не понимаю, Нин, что это ты такое говоришь? – примирительно сказал Ваня. – Чем ты недовольна?

Но Нина, демонстративно хлопнув дверью, выскочила из кухни.

Ваня молча доел свои щи, одновременно наполняясь гневом. Он вошел в комнату с намерением дать бой.

Ворожейкина, пригорюнившись, словно Аленушка, сидела возле детской кроватки. Халат туго обтягивал ее могучее тело. Пуговицы, казалось, вот-вот оторвутся и со свистом, словно пули, полетят в разные стороны, уничтожая на своем пути все живое.

Ваня посмотрел на ее злое распаренное лицо и решил не связываться.

– Зря ты так, – только и сказал он, повернулся и шагнул к входной двери.

– Иди-иди, заморыш! – ударили в спину заключительные слова.

Отсутствовал Иван Ворожейкин примерно полтора часа, а когда вернулся, то был изрядно навеселе и полон грозного пыла. Выпив с приятелями на заросшем бурьяном пустыре, он пожаловался им на свою тяжелую долю и на бабу, неизвестно почему поднявшую мятеж.

– Поучить надо, – сказал самый сведущий из приятелей, сам, правда, не женатый. Остальные дипломатично молчали.

– Надо бы, конечно, – тоскливо сказал Ваня, – главное, понимаешь, ни с того ни с сего.

– А ты смелей, – посоветовал все тот же знаток, – не смотри, что она баба здоровая. Рявкни как следует, а нет, так… – И он угрожающе поднял кулак. – Иван! Помни о своем мужском достоинстве, а так бабьё и на голову может сесть.

– Ни за что! – в ярости выкрикнул Ворожейкин и побежал домой. Приятели с сомнением смотрели ему вслед.

Когда он ворвался в квартиру, жена гладила. По случаю жаркой погоды, а может, для полной боевой готовности она сняла тесный халатик и предстала перед мужем в угрожающем неглиже. Вид был впечатляющим. Не каждый мужчина, даже имеющий навыки рукопашного боя, решился бы сразиться с ней. Намерение биться у Ивана мгновенно прошло. Сделав маслeное лицо, он заискивающе приблизился к Нине и несильно ущипнул ее за могучую грудь.

Страшный удар последовал в ответ на эти заигрывания.

Иван отлетел в противоположный угол комнаты и некоторое время лежал, не шевелясь. Губы его были разбиты в кровь.

– Ах, ты так, – прошепелявил он, приподнимаясь, – ах, ты так!

– Лежи, прыщ, где лежишь, – совершенно спокойно промолвила Ворожейкина, – полезешь – еще получишь.

Иван провел рукой по губам и увидел кровь. Вид крови привел его в бешенство. Не помня себя он рванулся к жене, но получил новый сокрушительный удар.

Эх, был бы тут, как на боксерском ринге, рефери, сказал бы вовремя «брейк» и развел соперников по углам. Но не случилось рефери, и бой на этом не закончился.

Иван лежал на полу и только слабо постанывал. В этот момент, разбуженный баталией, в кроватке завопил ребенок.

– Говнюк поганый! – в исступлении закричала Ворожейкина и стала наступать на поверженного мужа. – Ребенка разбудил, недоносок. Пашеньку моего разбудил… – Тут она прекратила атаку и бросилась к кроватке, достала сына и взяла его на руки.

– Тише, тише, маленький. Тише, тише, ти… ты на папку посмотри, – пропела она, – ты на папку посмотри, на ублюдка посмотри…

Тот, о ком пели такие странные песенки, готовился к отчаянному броску.

– А, впрочем, какой он тебе папка, – равнодушно продолжала Ворожейкина, – он вовсе и не твой папка. Другой у тебя папочка. Тоже, впрочем, мерзавец. На четвертом месяце была, а он, подлец, жениться не хотел ни в какую, пришлось идти за этого мозгляка…

Услышав такие речи, Иван сделал молниеносный бросок, но его опередили. Страшный удар ногой, которая больше напоминала слоновью, нежели человеческую, отбросил его, словно футбольный мяч. При этом Ворожейкина не выпускала из рук ребенка.

– А теперь, – спокойно сказала она, – терпению моему пришел конец. Хватит, помытарил! – Она использовала словечко Фроси, которое доселе не употребляла. – Помытарил, гад! Теперь держись.

Ворожейкина осторожно положила ребенка в кроватку и взяла в руки утюг.

Иван широко раскрыл глаза и в ужасе смотрел на обезумевшую супругу. Первый удар пришелся ему в лоб. Кровь из глубокой раны тут же залила лицо.

– Опомнись, Нина, что ты делаешь! – закричал Ворожейкин.

Но Нина не слушала, она продолжала методично орудовать утюгом. Голос Ивана замолк, раздавался только хрип, но скоро прекратился и он. А Нина наносила удары по тому месиву, что еще недавно было головой ее мужа.

После знаменательной беседы Хлудова вернулась домой и улеглась на кровать. Некоторое время она лежала, внимательно изучая расположение трещин на давно не беленном потолке. Постепенно сетка трещин стала складываться в чье-то лицо. Приглядевшись, Хлудова обнаружила, что черты его напоминают лицо ненавистной Маньки Серегиной.

Нужно сказать, что между ней и Петром Серегиным, который проживал в соседнем подъезде, действительно кое-что «было». Но произошло это столь давно, что Хлудова и вспоминать забыла. И вот проклятая богомолка Фрося своими речами подняла муть со дна души. Откуда только узнала?

Петя Серегин, с которым она познакомилась на танцах в начале пятидесятых (она и сама затруднялась точно назвать дату), был действительно парень бравый. Только что демобилизовавшийся красавец со смоляным чубом, он кружил девкам головы. Не устояла и Хлудова… «Ах, какое было времечко!» Хлудова судорожно вздохнула и отвела взгляд от потолка. Сейчас уже не вспомнить, что у них там не заладилось. Ведь и жениться хотел… Да вот, предпочел другую.

Тяжкая черная злоба, семена которой посеяла Фрося, все больше захлестывала душу. Хлудова вспомнила одинокие ночи, дни, заполненные возней с чужими детьми, серое, унылое существование… А ведь все могло быть по-другому. И виновата в этом Манька. Она, змея, отравила ей жизнь. «Раздавлю гадину». Ни о чем подобном Хлудова еще час назад и не помышляла, а вот поди ж ты… О том, что будет с ней после того, как она уничтожит Маньку, она не думала. Главное – отомстить за погубленную жизнь.

Где-то среди склянок с лекарствами у нее хранится пузырек с серной кислотой. В свое время с ее помощью в школе детям демонстрировала нехитрые опыты.

Хлудова лунатической походкой прошла в ванную, открыла аптечку и нашла там заветный пузырек. Ярлычок, сообщавший, что в пузырьке серная кислота, был украшен нарисованным от руки черепом с перекрещенными костями.

– Могила, – вслух произнесла Хлудова.

Теперь нужно было проверить, годится ли кислота для задуманного, не потеряла ли своих свойств из-за долгого хранения.