Мимо шла чернокожая женщина, должно быть, лет пятидесяти, в синем хлопчатом платье и темной шали. Под платье она много чего поддела, — а кто не поддевал в такие-то дни? — но шагала быстро, видимо торопясь в тепло.

— Извините, — сказал Том Хейли.

Она нехотя остановилась и сурово посмотрела на белого. Как будто ей уже приходилось разговаривать с кем-то похожим на Тома Хейли, и эти разговоры были не из приятных. Но ее взгляд быстро смягчился.

— Что угодно, сэр?

— Этот мальчик, — сказал Том Хейли, слегка подталкивая Генри вперед. — Он заблудился. Не узнаёт места. Говорит, что живет где-то рядом, но не слишком уверен. Вы не знаете его?

Она внимательно оглядела Генри:

— Пожалуй, нет, не знаю.

— Посмотрите еще, — сказал Том Хейли. — Просто для верности.

На этот раз она так долго смотрела на Генри, что они оба — Генри и Том Хейли — решили, что она раскусила его. Но нет.

— Простите, — улыбнулась она. — Не знаю.

Том Хейли зашагал дальше, Генри и его отец за ним. Через улицу был парк. В парке — качели, детская горка и канат. Парк был чистенький, но даже отсюда Генри видел ржавчину на металлической стойке качелей и как вся она ходила ходуном, грозя вылететь из земли, когда дети взлетали повыше. Детей было человек шесть-семь. Все чернокожие.

— Иди к ним, — сказал Том Хейли.

Генри взглянул на него. Не на отца, который топтался позади, а на него.

— Иди и поиграй.

— С ними?

— Конечно, почему бы и нет? По существу, они не отличаются от тебя.

— Идти одному?

— Я пойду с тобой, сынок, — сказал его отец.

Но Том Хейли засмеялся:

— И на что это будет похоже, если вы пойдете с ним? Белый мужчина с черным мальчиком. Что люди подумают? Мы должны увидеть, примут ли его за своего. Достаточен ли срок. Об этом речь.

Мистеру Уокеру нечего было ответить на это.

— Но он всегда будет так выглядеть, — сказал он. — Сегодня, завтра, послезавтра. Всегда таким, как сейчас, если продолжать процедуры.

Том Хейли промолчал, потому что и сам уже думал об этом.

* * *

Генри приближался медленно и с осторожностью, но не медленней и не осторожней любого мальчишки, приближающегося к незнакомой компании. Мистер Уокер и Том Хейли наблюдали за ним. Генри разок обернулся и помахал им, они помахали в ответ, и он больше не оглядывался. Парк окружала кованая железная ограда; Генри открыл ворота и направился к мальчишкам. Те гоняли мяч, передавая его друг другу. Генри пригляделся и увидел, что это не мяч, а плотный снежный ком, а игра, как он понял, состояла в том, чтобы разбить его первым. Они весело смеялись и, на взгляд, были его ровесники. Генри подошел ближе. Он знал, что они его заметили, но притворяются, что не видят, — пока он не занял место в их круге и мгновение спустя ком не подкатился к нему.

Впервые за несколько лет он играл с кем-нибудь, исключая Ханну.

Том Хейли и мистер Уокер стояли, наблюдая, и снег падал им на шляпы, на плечи.

— Нам нужно поговорить, мистер Уокер, — сказал Том Хейли, не глядя на него и не сводя глаз с Генри.

— Знаю.

— Знаете?

— Да.

— И понимаете, что тут нет ничего личного. Это бизнес.

— Конечно.

— Просто иначе ничего не получится, — сказал Том Хейли. — Втроем мы не пробьемся. Это просто бизнес.

— Для вас, — возразил мистер Уокер. — Но не для меня. Для меня это нечто другое.

— Знаю. Но все равно это остается бизнесом.

Том Хейли достал из кармана пальто пачку денег. И сунул в руку мистеру Уокеру. Сумма была большая. Карман отца Генри заметно оттопырился, когда он сунул туда пачку. Том Хейли протянул ему свою визитку:

— Звоните мне. Время от времени. Я буду держать вас в курсе наших дел. И, если все пойдет хорошо, денег будет еще больше. Я смогу пересылать их вам по телеграфу.

— Не желаю это обсуждать, — сказал мистер Уокер.

— Тогда всё.

— Я хочу попрощаться. Могу я по крайней мере попрощаться с сыном?

Том Хейли ничего не ответил. Даже не кивнул, не моргнул, не пожал плечами. Сделал вид, что не слышал, и смотрел прямо перед собой, куда-то вдаль, а когда повернул голову к мистеру Уокеру, того уже не было.

* * *

Снег пошел гуще. Снежный ком развалился, и им пришлось лепить другой. Потом еще один. Скоро футбол перешел в настоящее сражение снежками, и Генри радовался, когда его бросок достигал цели. Всем было ужасно весело. Генри было так хорошо, что он даже не сознавал, как ему хорошо. Просто наслаждался игрой. Снег быстро укрывал землю. Через несколько минут парк был весь белый. Генри никогда не видел столько снега. Но потом подул холодный ветер, температура внезапно упала, и все мальчишки разбежались, чтобы укрыться в тепле. Генри инстинктивно побежал за ними, но они скрылись в метели, и он остановился, теперь и сам невидимый за снегопадом.

Тогда-то он и увидел мистера Себастиана. Сквозь пелену снега, сыплющегося на него и на все вокруг, увидел в парке мистера Себастиана. Тот ждал его, ждал, как всегда, в том же кресле, так же одетый, будто сидел в комнате семьсот два. И такой же белый, даже белее окружавшей их белизны, — представляясь сейчас почти совершенно бесцветным, но на деле больше, чем бесцветным. Он согнутым пальцем поманил Генри. «Она у меня, — сказал он. — Что было твое, теперь мое. Я покажу тебе. Подойди ко мне, и я покажу тебе ее, Генри». Генри пошел к нему, но с каждым шагом мистер Себастиан как будто понемногу отдалялся. Генри побежал, но обо что-то споткнулся и упал лицом в снег. Он заставил себя подняться и вновь побежал, но снег повалил гуще, и метель закрутилась быстрее, пролетая сквозь видение, которым был мистер Себастиан. Когда Генри добежал до него, оно полностью растворилось. Он так и думал, что случится нечто подобное. Если мистер Себастиан и был в чем-то мастером, так это в искусстве исчезать.

Но с другой стороны, кто же этого не умеет? Казалось, этим искусством владели все, кого знал Генри. Сначала его мама, потом его сестра, а теперь вот — он был уверен — его отец. В тот самый миг, когда он оставил их и пошел к парку, Генри каким-то образом понял, что больше никогда, или так долго, что все равно что никогда, не увидит отца. Так, как говорится, назначено судьбой. Он обернулся бросить последний взгляд на него, но второй раз не стал: одного последнего взгляда было достаточно. Список потерь все увеличивался и увеличивался, и, может быть, это объясняет, почему эта потеря не стала для него такой тяжкой, как предыдущие, — не причинила особой боли. Бывают потери, которые заставляют страдать, а бывают такие, когда чувствуешь облегчение. Сейчас Генри почувствовал облегчение. Генри как на крыльях возвращался в квартиру Тома Хейли, словно пустота отцовского отсутствия открывала перед ним новый мир, радужный и сияющий.