Когда Кинг вошел в мою комнату, я притворилась спящей. Я слышала, как он сел в кресло. Притворялась я, наверное, минут десять, прежде чем снова не провалилась в сон.

* * *

Я почувствовала это, когда проснулась. Должно было случится что-то плохое. Я подумала о Кинге. Он разбудил меня ранее, чтобы сказать, что ему нужно сделать что-то важное и вернется через день или около того. Было такое ощущение, что все это связано с его незаконной деятельностью до того, как он попал в тюрьму.

Я позвонила ему; радуясь, что не забыла уточнить у него номер мобильного телефона, который ему дала мама. Звонок сразу перекинуло на голосовую почту.

— Черт… — Я позвонила еще раз и получила тот же результат. Не хотелось думать о том, что он делает, и накручивать себя, поэтому задвинула эту мысль на задворки своего сознания. Это и мысли о том, что произошло накануне вечером. Говорить Кингу, что я все еще люблю его, было, наверное, ошибкой, особенно если учесть, что скоро мне придется сесть в тюрьму или вернуться к Эллису. Несмотря на обещание Кинга все исправить, это были единственный сценарий, ожидавший меня.

Если Эллис был мертв, его семья выставила бы меня виновной, и я оказалась в тюрьме. Если же нет, то я знала, он потребует, чтобы я вернулась с ним, тогда придется сделать это, чтобы уберечь Кинга и себя от тюрьмы.

Я облажалась и рассказав Эллису слишком много о себе. Когда попыталась уйти от него, он использовал это против меня. Я не понимала навязчивого желания Эллиса сохранить меня в качестве жены. Между нами всегда были напруженные отношения, у него была любовница, которую он, казалось, любил гораздо больше, чем меня. Я подозревала, что его семья даже знает о ней.

Я хотела снова заснуть, но природа звала. Я встала, чтобы сходить в туалет. Пока мыла руки и чистила зубы, кошмар, который мне приснился, всплыл в памяти.

— Проклятье, — сказала я вслух, но кошмар объяснял и то, почему я вдруг ощутила острое чувство обреченности и пустоты.

Мама, должно быть, услышала мои шаги, потому что, как только я легла обратно, она позвала меня:

— Иден, спустись сюда, — крикнула она.

— Черт, черт, черт.

Я топала ногами, как ребенок, закатывающий истерику. Я была слишком чертовски уставшей, чтобы разбираться с ее дерьмом, но я все же оделась, накинув на себя треники и футболку, купленные в «Уолмарт», так как я не взяла чемодан перед отъездом из дома.

Я поплелась вниз по лестнице. В доме пахло беконом и печеньем, и я решила, что Кинг вернулся или скоро будет, поскольку мама снова готовила. Клянусь, меня чертовски раздражало ее отношение к Кингу, словно он был ее парнем.

Я вошла на кухню. Мой взгляд сразу же упал на нашего гостя. Мне захотелось умереть, хотя бы на какое-то время.

Напротив мамы сидел Эллис. У меня затряслись руки, а ноги стали похожи на спагетти.

Страшнее, чем его присутствие во плоти, было то, что на нем не было никаких следов. Он выглядел таким чертовски самодовольным в своем дорогом костюме, без единого выбившегося волоска.

Я заморгала, закрыла глаза и снова открыла.

— Но я же ударила тебя по голове блендером, а потом зарезала? — пролепетала я.

Они оба нахмурились и посмотрели на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— О чем ты говоришь, девочка? — спросила мама.

— Ты в порядке, Королева? (издевка со стороны Эллиса из-за ревности к Кингу) — протянул Эллис.

Я стиснула зубы. Эллис знал, я ненавижу, когда он называет меня королевой. Это была насмешка над нашими с Кингом отношениями.

— Как ты здесь оказался? Разве я не убила тебя?

— Очевидно, нет, — ехидно ответил он, поднимая руки.

Я впилась ногтями в ладони, думая, что мне снится очередной кошмар или я еще не проснулась от первого. Я поморщилась от возникшей вдруг боли.

— Что с тобой, Иден? — спросила мама. Я не смотрела в ее сторону. Мой взгляд был прикован к Эллису. Его голубые глаза блестели, ему это безумно нравилось. Эллис заговорил:

— Я, наверное, могу это объяснить. Мы с Иден сцепились. Вы же знайте, какая она. Она перестала слушаться меня. Мне, естественно, пришлось защищаться. Она бросила в меня блендер, но в итоге поскользнулась на том, что из него вылилось, и ударилась головой о кухонную столешницу. Я пошел за помощью, но, когда вернулся, ее уже не было.

Его перевернутый «честный» рассказ пробудил во мне воспоминания.

Я спросила его о вазэктомии. Он ничего не сказал, просто набросился на меня, хотя это слабо сказано. Он избил меня так сильно, что я едва могла стоять, не говоря уже о том, чтобы защищаться, а потом ударил меня головой о кухонный остров, словно хотел убить. Остальное, то, что я ударила его ножом и стояла над трупом, вероятно, было галлюцинацией.

Но я точно знала, что он смотрел, как я страдаю и истекаю кровью, пока звонил своей любовнице и строил планы куда бы ее пригласить.

Он запрокинул голову и рассмеялся. Мама присоединилась к нему.

Раздраженная, я покосилась в ее сторону.

— Почему он здесь, мама? — Я просила ее подтвердить то, о чем уже догадывалась, но мне нужно было знать, пришел ли он сам или мама приложила к этому руку.

— Я ему позвонила. — Она пожала плечами. Я открыла рот, чтобы спросить, зачем она сделала такую глупость, но Эллис оборвал меня. Его взгляд переместился на маму.

— Миссис Рут, если вы не возражайте, могу ли я остаться наедине со своей женой? — Он улыбнулся, показав ей все тридцать своих жемчужных белых зубов. От его приторно-сладкого тона все внутри сжалось. Захотелось преодолеть это чертово расстояние между нами и придушить его.

— Конечно. — Мама хихикнула, прежде чем отойти от стола. — Я буду наверху, если понадоблюсь, — сказала она ему. Проходя мимо меня, она пробормотала под нос «исправь это» и вышла из кухни.

Мы с Эллис стали играть в гляделки, как часто делали до того, как начался весь этот ад.

— Садись, Иден. — Его глубокий баритон был полон злобы.

Я продолжала стоять на месте, тогда он закричал:

— Сядь!

Я никогда не боялась Эллиса, даже после того, как он начал избивать меня. Когда он распускал руки, я била отвечала в ответ. Он еще больше подорвал мою самооценку. Но впервые я подпрыгнула от его крика. Наверное, последнее избиение окончательно сломило меня.

По какой-то причине я взглянула в сторону двери, из которой вышла мама.