Что тогда? Может, стоит попросить падре провести обряд изгнания со мной?

Свет от наших свечей прыгнул и лизнул дверную раму кухни. Под обувью захрустели травы Аны Луизы, которые в изобилии росли в саду. Андрес опустился на корточки и провел по корешкам пальцами, после чего поднес их к носу, чтобы понюхать. Он издал неясный звук, поднялся и обвел взглядом комнату, как будто в поисках чего-то.

Его внимание привлекли угольные глифы, которые Ана Луиза оставила около двери. Он резко вдохнул, ноздри раздулись. Взгляд его пробежал по отметкам.

– О чем ты только думала? – на выдохе проговорил он с мягким недоверием. Кажется, это было больше предназначено ему самому, чем мне. Что-то в его голосе выдавало едва ли не злость.

– Что-то не так? – спросила я неуверенно. За находкой последовала внезапная перемена в его настроении, и я почувствовала, будто стою на палубе корабля, который вошел в бурные воды.

Он не ответил на мой вопрос.

– Вы упомянули, что именно в северном крыле нашли… – Андрес остановился, подбирая слово, но потом решил оставить все как есть. – Давайте пойдем туда.

– Конечно. – Я облизала пересохшие губы и повернулась к дверному проему, ведущему из кухни.

Темнота зияла открытой пастью.

Меня затошнило.

Дом нас слышал.

Падре Андрес зашагал вперед, но остановился, заметив, что я не следую за ним.

– Донья Беатрис?

Стены были близко, слишком близко. Темнота была слишком густой. Я вспомнила непроницаемый взгляд Хуаны, когда она толкнула меня в темноту. Как вращались стены после выпитого мескаля. Она знала этот дом. Она знала, каков он. И все равно отправила меня в эту темноту.

– Я хочу зажечь копал, – сказала я напряженно задыхающимся голосом.

– Не хотите вернуться в гостиную? – спросил падре Андрес.

Часть меня отчаянно хотела прижаться спиной к стене и почувствовать безопасность. Часть меня кричала о свете. Умоляла зажечь тысячу свечей, бросить в камин все, что горит, и развести огонь. Часть меня хотела сжечь этот дом дотла.

Другая же часть меня не могла вынести одиночества. Падре Андрес был здесь. Еще одно живое существо в этом доме. Человек, не желающий мне зла. Еще одна душа среди тьмы. Еще одна пара глаз, которые присмотрят за мной, если сама я буду не в состоянии. Я не могла вырвать себя из этого ощущения безопасности – даже ради того, чтобы сидеть в комнате, полной копала и свечей, и вдыхать дым до головокружения.

– Мой дом – моя ответственность, – заявила я. – Вперед.

Я сжала челюсти и посмотрела в темноту. Темнота посмотрела на меня в ответ, и чувство больной радости задребезжало в ней.

Мы намеренно оставили за собой приоткрытые двери, чтобы убедиться, что их за мной закрывает не Ана Луиза.

Дойдя до лестницы, Андрес сделал резкий вдох.

– Холод, – хрипло произнес он почти шепотом. Мы могли бы кричать что есть мочи – никто бы нас не осудил и не услышал, – но не могли позволить себе повысить голос. Андрес как будто тоже понимал: за нами наблюдают, слушают. Хотя я осознавала, что дом бы услышал его в любом случае.

Холод был такой, словно мы попали в течение. Еще три шага назад его не существовало вовсе, сейчас же он был вездесущим. Пробирался вверх по позвоночнику, мокрый, скользкий, тяжелый, как грязь, и оседал на груди. Из-за этого дыхание стало отрывистым и болезненным; как бы сильно я ни старалась, дышать глубоко не выходило.

Справа от меня раздавался клацающий звук: у падре Андреса стучали зубы.

– Что это такое? – выдавил он.

– Ужасный сквозняк, – ответила я, и мои челюсти тоже сжались от холода. Дом заглотил шутку.

– Это в северном крыле вы нашли?..

Я кивнула, так как для разговоров было слишком холодно. Сейчас все ощущалось по-другому. Раньше, когда холод пытался добраться до меня, это был ветер, кусачий и сухой, готовый разорвать меня на половины. Сейчас же я как будто продиралась сквозь толщу воды: холод пытался оторвать мне конечности, тяжесть обволакивала бедра и хватала за талию.

Все же мы добрались до северного крыла.

Кладовые с естественным охлаждением – так я тогда написала.

Из горла рвался дикий смех, и я прикрыла рот рукой, чтобы заглушить его.

Андрес шел впереди и вел меня по узкому коридору. Сердце гулко стучало в груди, пока мы медленно пробирались сквозь холод.

Какое-то время тишину нарушал лишь звук шагов Андреса, отдающийся от каменного пола.

И вдруг он резко остановился.

В мерцающем свете я увидела узкий проход перед нами, засыпанный кирпичами. Кирпичами, которые выпали, когда я…

Над ними вспыхнули красные глаза – на достаточно большом расстоянии от земли, чтобы принадлежать человеку.

Я ахнула. Андрес схватил меня за руку.

Красная вспышка мигнула в темноте и исчезла.

Свет плясал на кирпичах и разрушенной стене… А затем блеснул на золотом ожерелье, все еще обернутом вокруг сломанной шеи скелета.

Волосы на затылке встали дыбом, и тут же появился гудящий страх, прокатившийся по всему телу. Нас обнаружили. Некуда было бежать, негде было выстроить преграду между нами и этим, негде было спрятаться.

Андрес поднял свою свечу, затем опустил ее и повел из стороны в сторону, повторяя знак креста.

– Во имя Отца и Сына, и Святого…

Тьма со стены, со скелета и с пространства позади нас начала сползать. Я закричала.

Холод вбирал в себя тени с такой свирепостью, что свет наших свечей прыгал и трепетал.

И тут свеча Андреса потухла.

– Назад, – его голос дрогнул от страха, рука сильнее сжала мою. Он отступил на шаг. – Медленно.

Тени метнулись за нами. Ключи на поясе зазвенели колокольчиками, пламя свечи накренилось вперед. Мне хотелось, чтобы Андрес отпустил мою руку, и я могла прикрыть ею свечу. Пламя подскочило вверх, борясь так отчаянно, будто его что-то душило, будто воздух в проходе был слишком душным и не давался пламени.

В конце концов оно погасло.

Тихое «нет» вырвалось у Андреса, когда на нас обрушилась темнота.

– Возвращаемся в гостиную, – велел он. – Вы смотрите вперед, я назад.

Мы задвигались как единое целое, прижавшись друг к другу спинами и наблюдая за темнотой.

У нас не было копала. Не было оружия для защиты. Не было ничего, что скрыло бы нас от силы, кипящей внутри дома, охотящейся на нас, на ослабевшую добычу.

Не было и свечей. Была лишь рука Андреса, сжимающая мою. Но этого казалось недостаточно. Не тогда, когда дом окружил нас. Отсюда невозможно было сбежать, разве что попасть глубже в его недра. Холод хватал меня за ноги, налипал, как грязь, пока мы пробирались к гостиной, где оставили копал.