суровой кампании за повышение нравственности среди римского духовенства. В 528 г., пишет он, «было донесено на некоторых епископов, что они оскверняют свою плоть и занимаются мужеложством. Среди них оказался Исайя с Родоса, а также [фракийский епископ] по имени Александр». Этих двух священнослужителей, а также некоторых других доставили в Константинополь, где их допрашивал эпарх города. Увы, им не удалось найти подходящих оправданий. По этой причине по приказу эпарха «Исайя после жестоких пыток был изгнан [из города], Александру же отсекли член и носили его [Александра] по городу на носилках». Другим подозреваемым вставляли в пенис острые соломинки и подвергали публичным унижениям на форуме. Это была не просто жестокая римская забава, но официальная политика империи. Впоследствии Юстиниан издал декрет, предписывавший «отсекать член у тех, кого уличат в педерастии». Многие умерли в муках. «И возник тогда страх у страдающих этим злом», – писал Малала[171]. Это была жестокая демонстрация предрассудка, сохранявшегося на протяжении всего Средневековья.

И наконец, существовала проблема духовного упадка, в особенности тот удручающий факт, что в христианской (невзирая на доктринальные разногласия) с виду империи упорно сохранялись островки старых языческих верований. Прошло очень много времени с тех пор, как Миланский эдикт Константина (313) провозгласил религиозную терпимость на территории Римской империи, и совмещать любовь к старым богам с образом жизни римлянина становилось все труднее. Последним язычником среди императоров был Юлиан Отступник, умерший в 363 г. Олимпийские игры запретили в правление Феодосия I в 390-х гг. Нехристианам запрещалось служить в армии империи и занимать государственные должности. Одна из целей Трибониана в ходе пересмотра римских законов состояла в том, чтобы придать собранным в «Дигестах» сочинениям языческих юристов отчетливо христианскую направленность. И это была не просто попытка выдать желаемое за действительное. Быстро приближалось время, когда языческие верования не только потеряли всякое влияние, но и были объявлены вне закона[172].

Среди множества законов, принятых в первые десять лет правления Юстиниана, был указ, впредь запрещавший язычникам учить студентов. Сам по себе он ничем не выделялся на фоне остальных антиязыческих законов в Юстиниановых кодексах. Однако вскоре стало ясно, какие последствия он имел для одного выдающегося научного заведения. Подлинное значение этого закона разъяснил Иоанн Малала. В записи, относящейся к 529 г., он писал: «…василевс послал в Афины указ, приказав, чтобы никто не преподавал философию, не толковал законы»[173].

По сообщению другого летописца, Агафия, последний схоларх (директор) Афинской академии Дама́ский был вынужден оставить не только школу и город, но и саму империю. В 531 г. он вместе с несколькими коллегами-преподавателями бежал в Персию. Он не просто решил сменить место жительства. Диктат Юстиниана, по сути, положил конец существованию знаменитой школы в древнегреческой столице, городе Платона и Аристотеля, где ученики из поколения в поколение впитывали идеи античной философии и естественно-научные знания.

Закрытие Афинской академии имело большое значение. Оно не уничтожило одним ударом все нехристианские знания в Восточной империи[174]. И не сразу воздвигло интеллектуальную стену между эпохой Античности и зарождающейся эрой христианской гегемонии в Европе и на Западе. Однако это было значимое, в том числе и символически, событие, ибо пока наука в Персии и других восточных странах процветала, а в библиотеках Багдада и других столиц Ближнего Востока хранили и переписывали копии сочинений Аристотеля и других великих нехристианских ученых, христианский мир в царствование Юстиниана и вообще в VI в. оказался втянут в замкнутый круг самоограничений. Мелкие детали христианской доктрины приобретали непомерное значение и нередко становились поводом для кровопролития, а все нехристианское вызывало глубокое подозрение. Когда-то Римская империя была главной распространительницей античного знания на своих обширных территориях. После того как ее западная часть распалась, а восточная увязла в доктринальных спорах, она на много веков стала активной помехой на пути передачи знаний, а распространение античных наук внутри самой империи постепенно остановилось.

Одна из причин, почему с шеи Средневековья оказалось так трудно снять ярлык «Темные века», заключается в том, что на протяжении целых столетий – с VI в. и до первых проблесков Возрождения в конце XIII в. – научные и рациональные наработки Древнего мира на Западе были забыты или подвергались гонениям. Это был не просто достойный сожаления признак надвигающейся культурной деградации. Это был результат целенаправленной политики Юстиниана и других восточных императоров, стремившихся изгнать из своего мира не исповедовавших христианство хранителей бесценных знаний.

Беспорядки и обновление

Учитывая масштабы проводимых в империи реформ и то, с какой скоростью Юстиниан стремился к переменам в первые годы своего правления, пожалуй, неудивительно, что серьезная вспышка народного недовольства произошла уже через пять лет после его восшествия на престол. Она разгорелась в первые зимние дни 532 г. на улицах Константинополя, и, хотя причины народного волнения тесно связаны с особенностями тогдашней политики города, его материальные последствия оказались более долговременными (их и сегодня можно увидеть в Стамбуле). По этой причине, прежде чем оставить позади первый период эпохального правления Юстиниана в Византии, мы должны взглянуть на так называемое восстание «Ника» – взрыв беспорядков, поставивший Византию на грань анархии.

В начале VI в. одним из самых популярных видов общественных развлечений в Константинополе и других крупных городах Восточной империи были гонки на колесницах. В столице они проходили на Ипподроме – огромном U-образном гоночном треке, входившем в комплекс спортивных сооружений, примыкавших к императорскому Большому дворцу. Одну из зрительских трибун здесь венчали четыре массивные бронзовые конные статуи, символически обозначающие то зрелище, которое разворачивалось внизу, где по дорожкам с самоубийственной (в буквальном смысле) скоростью неслись конные упряжки[175]. Гонки на колесницах были захватывающим и опасным видом спорта. Они делали из самых быстрых и искусных возничих настоящих звезд и превращали болельщиков в беснующихся фанатов.

Со временем страстные поклонники гонок объединились во фракции. В Константинополе их было четыре: Зеленые, Синие, Красные и Белые. Самыми крупными, могущественными и буйными были, несомненно, Зеленые и Синие. Члены этих фракций сидели блоками на Ипподроме и придерживались «командных» позиций по религиозным и политическим вопросам, рассчитывая, что их коллективный голос сможет повлиять на решения имперской администрации. С современными европейскими футбольными фанатами фракции Ипподрома роднили напыщенное самомнение, склонность к насилию и коллективная зацикленность на одежде и прическах[176]. Они отличались крайней мнительностью и мгновенно впадали в агрессию, если им казалось, будто к ним относятся без должного уважения.

В молодости, поднимаясь по карьерной лестнице во дворце своего дяди, Юстиниан был горячим сторонником Синих. Став императором, он попытался сменить позицию и начал одинаково пренебрежительно относиться ко всем партиям[177]. И тот и другой подход имели свои недостатки: императоры, чрезмерно потакавшие одной партии, разжигали неприязнь между соперничающими группировками, однако те, кто полностью отказывался