– имела продолговатую форму и площадь около 5000 кв. м. Во время восстания деревянная крыша оказалась полностью разрушена – церковь, по словам Прокопия, «лежала обращенная в прах и пепел». Однако в пепле скрывались немалые возможности. «Император, – писал Прокопий, – со всем рвением приступил к строительству, не жалея никаких средств; со всей земли он собрал каких только мог мастеров»[183]. Он задумал построить величайшую церковь на свете.

Люди, которых Юстиниан нанял руководить этим проектом, принадлежали к числу лучших умов планеты. Одним из них был Исидор Милетский, знаток геометрии и механики, издатель трудов Архимеда и изобретатель специального устройства для вычерчивания парабол, превозносимый наравне с Евклидом и другими признанными гениями древности. Другим был Анфимий из Тралл, специалист по линзам, призмам и механическим инструментам, родом из удивительно одаренной семьи (его братьями были знаменитый грамматист Метродор, прославленный юрист Олимпий и великие врачи Александр и Диоскор). Современные историки сравнивают совместную работу Исидора и Анфимия с трудами Кристофера Рена и Леонардо да Винчи[184]. Не возьмемся судить, насколько справедливо это сравнение, но результатом сотрудничества византийских зодчих стал несомненный шедевр. Прокопий писал: «Всякий должен был бы прийти в восхищение перед умом императора, потому что для выполнения самых ответственных дел из всех людей он сумел выбрать наиболее подходящих»[185]. Новый собор Святой Софии, который Исидор и Анфимий возвели за пять лет в 532–537 гг., по праву занимает место в одном ряду с самыми великолепными архитектурными сооружениями всех времен и народов.

Новая базилика словно парила над крышами Константинополя. Она занимала примерно ту же площадь, но если прежняя церковь была длинной и узкой, то новая оказалась почти квадратной в плане и была увенчана потрясающим, непостижимо огромным куполом, затмевающим размерами даже римский Пантеон. По словам Прокопия, большой купол собора Святой Софии настолько изящен, что «как бы витает над всей землей». Его красоту дополняют и оттеняют другие, меньшие по размеру купола, которые смыкаются с ним и образуют чудесное множество внутренних форм, залитых естественным светом, проникающим сквозь расположенные в наилучших местах отверстия. «Все это, сверх всякого вероятия искусно соединенное в высоте, сочетаясь друг с другом, витает в воздухе, опираясь только на ближайшее к себе, а в общем оно представляет замечательную единую гармонию всего творения. Все это не позволяет любующимся этим произведением долго задерживать свой взор на чем-либо одном, но каждая деталь влечет к себе взор и очень легко заставляет переходить от одного к другому», – писал Прокопий.

Хотя сочинение Прокопия «О постройках» щедро приправлено лестью в адрес Юстиниана (поскольку, в отличие от шокирующих откровений «Тайной истории», это была официальная пропаганда), в данном случае гипербола вполне оправданна. Внутри базилики вниманием зрителя завладевают естественные узоры белого проконнесского мрамора, вырубленного в каменоломнях острова Мармара, и обширные мозаичные панно. Изнутри купол покрывает золотая мозаика – стеклянные квадратики с подложенными листками сусального золота, – создающая впечатление, будто вся внутренняя поверхность одета сияющим драгоценным металлом[186]. «Кто исчислил бы великолепие колонн и мраморов, которыми украшен храм? Можно было подумать, что находишься на роскошном лугу, покрытом цветами, – писал Прокопий. – И всякий раз, как кто-нибудь входит в этот храм, чтобы молиться… его разум, устремляясь к Богу, витает в небесах, полагая, что он находится недалеко».

Разумеется, это возвышенное великолепие обошлось недешево. На одно только алтарное убранство собора Святой Софии ушло 40 000 фунтов серебра. Однако оно производило сенсационный эффект. Собор Святой Софии был центральным элементом уникальной кампании городского обновления, которую проводили при Юстиниане с такой же энергией и скоростью, что и реформы римского права. А обновление Константинополя, в свою очередь, было лишь частью общеимперской программы монументального строительства, подарившей миру такие чудеса, как четыре гигантские колонны в Эфесе, увенчанные статуями евангелистов, и прекрасный город Юстиниана-Прима (Царичин-Град) на территории современной Сербии, заложенный недалеко от места рождения императора[187] и ставший центром новой епархии.

Красоту этих построек воспевали веками. Примерно через четыреста лет после завершения строительства (за это время купол Святой Софии успел пострадать от землетрясения и был восстановлен в еще более величественном виде) Константинополь посетили послы из Киева. Им любезно позволили осмотреть храм, в стенах которого тогда хранилась великолепная коллекция уникальных христианских реликвий[188]. Послы едва могли поверить своим глазам. Преисполненные изумления, они написали об увиденном домой, осыпая похвалами греков и их религиозную службу, намного превосходящую обычаи болгар или германцев. В соборе Святой Софии, сказали они, «не знали – на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой»[189].

Уничтожение вандалов

В восстановлении собора Святой Софий Юстиниан нашел самый простой и очевидный способ смыть с себя позор восстания «Ника». Однако этим он не ограничился. В начале 530-х гг. совсем в другом регионе император добился другого знаменательного успеха, ставшего важной вехой его долгого правления. Мы говорим о завоевании (или, скорее, отвоевании) Северной Африки, до этого находившейся в руках вандалов. В бурную эпоху варварских миграций римляне лишились этой провинции и ее прославленной столицы Карфагена. Ее возвращение обещало стать для римлян, с одной стороны, вполне прибыльным предприятием (поскольку под властью вандалов регион продолжал процветать), а с другой – немалым поводом для гордости.

В стратегическом и практическом смысле осуществить карфагенский проект Юстиниану позволило то, что в сентябре 532 г. император заключил соглашение с персидским царем царей Хосровом I. Царь пришел к власти осенью 531 г. в возрасте около 18 лет. Поскольку ему требовалось время, чтобы укрепить свое шаткое положение внутри страны, он согласился положить конец продолжавшейся уже четыре года ожесточенной войне Восточной Римской империи и Персии за Армению. Послы Юстиниана заключили с Хосровом соглашение под названием Вечный мир. Напыщенное название, как выяснилось позднее, совсем не отражало истинное положение дел, к тому же по условиям соглашения Юстиниан обязался выплатить Хосрову 11 000 фунтов золота за прекращение боевых действий. Однако это позволило императору сосредоточиться на западных кампаниях. И здесь он не терял времени даром. Всего через девять месяцев после прекращения войны в Персии летом 533 г. в водах около Константинополя собрался огромный военный флот: сотни транспортных кораблей, на борту которых разместились 15 000 пеших солдат и всадников, и более 90 боевых весельных судов-дромонов. Во главе флота стоял Велизарий, полководец, который приобрел первый военный опыт в Персии, а затем применил его против участников восстания «Ника» на Ипподроме. Собралась грозная армада.

Летом 533 г. Велизарий вывел флот из Константинопольской бухты и направился к землям вандалов, лежавшим примерно в 1500 км от него. Проведя пару недель в море, он бросил якорь на Сицилии, где ознакомился с последними донесениями из Карфагена. Его ждали