Утром ему пришло письмо от персонального менеджера по отдыху, она сообщала, что подобрала ему чудное место на берегу океана; там он сможет на две недели отодвинуть ранние холода, зарядить себя солнцем на долгие три месяца русской зимы, которая своей темнотой, стылым ветром и кашей под ногами может свести с ума любого.

Это место называлось остров Мадейра, и он решил поехать с ней и получить в одном пакете хорошую погоду и радость от любви, которую он построит с Катей на атлантическом берегу.

Он никогда не бывал на Мадейре, ему не нравился берег океана — слишком мощно и пугающе он выглядел, он был когда-то в Биаррице и там, в пристанище серфингистов, даже не гулял по берегу, высокие волны и отсутствие штиля не давали усмирения собственных волн, бушующих в нем при видимом покое, этот покой давался ему нелегко, многие годы он тренировал в себе сдержанность, не хотел, чтобы по его лицу окружающие читали, как в открытой книге. Он много бился над этим, и только к сорока годам научился непроницаемости посмертной маски.

Ему нравилось внутри себя, снаружи он себя никогда не любил, даже мальчиком он себе никогда не нравился, хотя потом, когда он стал старше, ему говорили обе тещи, разглядывая его немногочисленные фотографии, что он очень даже ничего. Он же не терпел своих фотографий и всю жизнь избегал фиксировать свое изображение на века, не понимал и позже повальное сумасшествие остальных граждан, старающихся запечатлеть каждый поворот своей головы.

Он даже опасался фотосъемки, боялся, что его жизненная энергия улетает вместе с щелчком камеры, он когда-то размышлял об этой своей реакции и решил, что виновата доля иудейской крови: евреи не любят фотографироваться, считая, что в этом есть нечто от поклонения идолам.

Он мог бы поехать в Турцию и Египет, Марокко или Тунис, ну в крайнем случае в Израиль, это было ближе, но там везде что-то происходило, а ему не хотелось видеть революцию даже с позиции наблюдателя, ему категорически не нравилось, когда народные массы, поднявшиеся с колен, пытаются изменить порядок вещей, то есть имеют право войти в любой дом и взять то, что понравится. Он не любил, когда на улицах бегают люди, не важно, какой они ориентации, от них всех исходила опасность, он боялся потерять стабильность устроенной жизни, он не был глупым человеком и понимал, что никакого равенства и справедливости нет нигде, и те, кто не успел устроиться на ветке и свить собственное гнездо, будут всегда пытаться выбросить ваши яйца из вашего гнезда.

Каждый раз, когда он видел «несогласных», удивлялся их упертости, они выходили, их били, но они, утерши красные сопли, опять выходили, и их опять винтили.

С.С., глядя на них, всегда злился и не жалел их, ему казалось, что это бездельники, которые хотят все взять и поделить.

Когда-то, разводясь с первой женой, он ушел и все оставил, но желал взять только книги, которые собирал много лет, и это было его единственным ценным имуществом, и он забрал свою часть, но не все, кое-что осталось, и он пожелал забрать их после года отсутствия в бывшей квартире, и тогда он услышал от жены фразу, которую запомнил навсегда. Раздел имущества произведен, сказала оскорбленная жена, и он утерся.

Он считал, что, если постоянно менять собственников, то толку не будет.

Так возникла Мадейра, и С.С. после чая с пахлавой сказал Кате:

— А давайте съездим на Мадейру, побудем на солнце, запишем интервью, я приглашаю. Приставать не буду, если вы не захотите, у нас будут разные комнаты…

Катя смутилась, она никогда не ездила в такой роли с мужчиной. Когда это делали другие, она их не осуждала, но, считая себя женщиной с убеждениями, не собиралась обменивать свою молодость и красоту на вещи или даже на путешествия, которые ей не по карману. Она выросла без отца, он ушел сразу, как она родилась, о причинах разрыва мама ей никогда не говорила, и она не спрашивала, и когда ее доставали в детстве дети и взрослые с вопросом, где ее папа, говорила просто и без запинки, сидит в тюрьме за убийство, и тема была закрыта, те, кто спрашивал, просто давились вопросами.

Было время в ее юности, когда она хотела увидеть отца и даже предприняла робкие усилия найти концы, оказалось, что он живет в Австралии с китаянкой из Гонконга, и ее желтые братья и сестры на фотографии обнимают усатого мужчину, совсем на нее не похожего, он ей ответил один раз.

В письме была одна фотографии и несколько слов о том, что в жизни всякое бывает и не стоит жалеть о том, что нам неподвластно. Чужой мужик, из чужой жизни, который дал ей когда-то жизнь, больше ее не интересовал, голос крови ее не звал, и она потом не хотела больше участвовать в сериале «девочка ищет отца».

Да и мама считала, что не надо сидеть у окна и ждать того, чей след растаял в тумане.

У матери была какая-то личная жизнь, бесконечный роман с другом-одноклассником, который из семьи не ушел, а много лет раздваивается под пилой на две части и никакой трагедии не делает из того, что спит с одной, а любит другую. Маме тоже нравилось, что он живет в своем доме, она не желала видеть его каждый день, раз или два в неделю они встречались, им было хорошо, сопли и терзания закончились давно, и осталась только радость от общения, не отягощенного общей крышей и усталостью от бесконечного присутствия на одной жилплощади двух разных людей, связанных одной цепью.

Все это прошелестело в ее голове, пока он отвечал на звонок, говорил он нервно, видимо, ответ на свой вопрос он ждал, а она, искусственно затягивая свое решение, нырнула в старые файлы своей жизни, решила там поискать ответы.

Она прекрасно понимала, почему из далекого далека выплыл ее папочка, С.С. был ровесником ее отца, его слова разгорячили ее, мужчины в таком возрасте притягивали ее, она гнала от себя эти желания, девушка она была позитивная, понимала, что такие отношения сродни инцесту, спать с отцом недопустимо, но отца все равно не было, а значит, не было и возможности, а тут все сложилось, ее потянуло к этому мужику, совсем не герою ее романа. За плечами был неудачный брак с одноклассником, слюнтяем и наглецом, с которым она промучилась три года, пытаясь сложить подобие дома. Он даже шалаш не желал строить, на охоту не ходил, мамонта не приносил, лежал на диване и играл на гитаре блюзы собственного сочинения. Он играл в какой-то группе имени Би Би Кинга, с ним еще вместе были два мудака, считающих себя блюзменами.

Кроме них, так никто не считал, и они играли бесплатно каждую неделю в каком-то клубе в Ногинске за еду, потому что хозяин пивного бара считал, что для уровня ему не хватает такой музыки, до частной собственности он работал на складе химреактивов, где научился варить какую-то дурь, и доходы от нее позволили ему сколотить первоначальный капитал, и он купил себе этот бар, стал ходить в церковь, и женился на сироте, и вступил в «Единую Россию».

Она делала для своего единственного все, даже месила для него тесто вручную и пекла ему домашний хлеб. бегала ему за пивом, глубокой ночью по полю снежному, и все ждала, что он встанет с печи, как Илья Муромец, и станет богатырем.

Он не встал, так и был говном и непризнанным гением с вечным нытьем и жалобами на всех, он даже не щадил больших рокеров, видимо, он тайно считал, что БГ, Майк и Шевчук мешают ему пробиться на музыкальный олимп.