себе. Никогда не понимала, что он может найти в такой, как я. Вокруг Ивана всегда крутились яркие и роскошные женщины. А я по сравнению с ними всегда была серой и невзрачной мышью.

Ложь его матери попала в плодородную почву в моем сознании и без труда пустила корни сомнений. А дальше уже я все сделала сама. Разрушила свою и его жизнь. Безжалостно разрубила нити, что так крепко связывали нас. Уничтожила себя для него. Наше расставание – лишь моя вина.

Смахиваю слезы, выступившие на ресницах. Как теперь справиться с этим непосильным грузом? Как дальше жить после всего этого?

– Мама, я умылась. – Нюся вбегает в комнату и запрыгивает на кровать. – Где моя одежда?

– Ты моя молодец, – мягко целую ее. – Вон там на стуле. Принеси расческу.

– Не надо, меня тетя Галя пличешет, – торопливо переодевается и бежит к выходу.

– Ты куда? – провожаю недоуменным взглядом.

– Блинчики печь, – скрывается за дверью, и в коридоре слышатся ее быстрые шаги. – Тетя Галя, я плоснулась! – кричит на весь дом, а я лишь качаю головой. Пора и мне вставать.

Быстро принимаю душ и привожу себя в порядок. Заплетаю влажные волосы в косу и спускаюсь. По дому уже вовсю расползается аромат свежей выпечки. И вроде все хорошо, но на душе как-то неспокойно. Чувствую себя ужасно неуютно от всей этой ситуации и даже не представляю, как буду смотреть в глаза Ванечке.

Вхожу в кухню и вижу, как моя озорница ловко переворачивает лопаткой блин. Галина Федоровна поправляет и хвалит ее. Какое удивительное радушие.

– Доброе утро, – тихо здороваюсь и присаживаюсь за стол, чтобы не мешать поварам.

– Доброе утро, Виктория, – улыбается мне Галина Федоровна. – Завтракать будете или только кофе?

– Мама, блинчики очень вкусные, – встревает в разговор Нюся. – Поплобуй, я же сталалась!

– Обязательно попробую, – улыбаюсь ей. – Только сначала кофе, если можно.

Взбодриться и прояснить голову сейчас совсем не помешает.

– Конечно. Сейчас сделаю.

– А Иван уже ушел? – осторожно интересуюсь, стараясь не выдать волнения.

– Да что вы, – смеется Галина. – Он еще даже не спускался! Сейчас вот дожарим и пойдем его будить, да, Нюсь?

– Ага.

– А то работу проспит.

– Соня какой, – ворчит Нюся.

– Не надо меня будить. Я уже сам проснулся. – За спиной раздается голос, от которого все внутри стягивается тугим узлом. – Доброе утро.

– Папа, завтлак! – кричит Нюся и бежит к нему.

Иван подкидывает ее вверх, ловит и усаживает себе на руку.

– Что ты мне сегодня приготовила?

– Блинчики со сгущенкой, – важно загибает один пальчик. – Валеньем и… – загибает второй и задумывается.

– Сметаной, – подсказывает Галина Федоровна.

– Да! Сметаной!

– Ну тогда корми.

Смотрю на довольное лицо Ванечки и понимаю, что не имею права находиться ни в этом доме, ни рядом с ним. У него давно своя налаженная жизнь, а я лишь фрагмент прошлого. Сама отказалась от любимого мужчины, а теперь разве могу требовать вернуть все обратно? Да и как вернешь, когда те события всегда будут стоять между нами. Тяжело вздыхаю и отворачиваюсь, молясь лишь о том, чтобы не расплакаться от отчаяния.

– Как ты? – Мягкий шепот колючими мурашками рассыпается по коже.

Поднимаю глаза на Ивана, пытаясь уловить его настроение и понять, что он хочет услышать. Но его лицо не выражает абсолютно никаких эмоций.

– Нормально, – нервно пожимаю плечами и облизываю пересохшие губы.

– После завтрака нам нужно поговорить. – Он серьезен и собран, отчего мне становится еще больше не по себе.

– О чем? – Голос предательски дрожит, выдавая мои эмоции с потрохами.

– Потом и скажу. – Иван улыбается и неожиданно целует меня в лоб. Присаживается на стул рядом и как ни в чем не бывало начинает любезничать с Нюсей и Галиной Федоровной. А я сижу в ступоре и совсем ничего не понимаю.

Блинчики пахнут восхитительно, но мне кусок в горло не лезет. Вяло ковыряюсь вилкой, лишь блестящие глаза дочери, глядящие прямо в душу, заставляют пропихивать в себя еду. Как ее обидишь, ведь она так старалась…

Иван сидит рядом и как ни в чем не бывало уплетает блинчик за блинчиком. Вот что за человек? Пришел, растревожил и спокойно завтракает, а я думать ни о чем не могу, кроме как о предстоящем разговоре. Волнение все сильнее расходится внутри, заставляя нервно подрагивать. Пытка какая-то…

– Мама, невкусно? – В голосе дочери сквозит неприкрытая обида.

– Ну что ты, малышка. Очень вкусно, – выдавливаю из себя улыбку.

Делаю глоток кофе, но что-то идет не так, и начинаю закашливаться, обливаясь вся. Да что ж такое! Вскакиваю на ноги и начинаю отряхиваться. Сердце колотится, как сумасшедшее, и хочется провалиться сквозь землю от стыда.

– Все нормально? – Иван тоже поднимается, но я жестом останавливаю его, не давая приблизиться.

– Простите, я сейчас вернусь, – громко ставлю чашку на стол и поспешно удаляюсь.

Тяжело дыша поднимаюсь и захожу в ванную комнату. Смотрю на себя в зеркало: бледная, губы дрожат, зрачки расширены. Как наркоманка какая-то. Включаю холодную воду и умываюсь, чтобы привести себя в чувство.

За спиной слышатся тяжелые шаги. Замираю и ошеломленно поднимаю глаза на зеркало. Нет, я не готова. Только не сейчас. Но Иван не спрашивает и уверенно заходит в ванную.

– Вик, у тебя все хорошо?

Смотрит сквозь зеркало прямо в глаза, а мои щеки вспыхивают от смущения. Словно я стою полностью обнаженная. Как же стыдно. Закусываю губу от досады и всеми силами пытаюсь держать лицо.

– Да, просто поперхнулась, – вытираю руки и лицо, чтобы хоть как-то спрятаться от его пронзительного взгляда.

– А мне кажется, не просто, – приближается, оказываясь за спиной. – Ты меня боишься или избегаешь?

– Что? – вздрагиваю и резко оборачиваюсь. – Не говори глупости.

Он так близко, что перехватывает дыхание. Господи, за что мне все это?

– Не давай повод. – Иван усмехается, но как-то по-доброму, без сарказма или иронии, чем ставит меня в очередной тупик.

– Не понимаю, – сжимаю виски ладонями и качаю головой.

– Пойдем. – Иван осторожно приобнимает меня и выводит из ванной в комнату. Усаживает на кровать и присаживается передо мной на корточки.