Он говорил также о деле Левашова и сказывал, что графиня[33] приехала сюда, в Санкт-Петербург; спрашивал, каким образом фельдмаршал принял известие об устранении его от командования армией. Я ему отвечал, что он скрыл на первых порах огорчение свое, но что впоследствии не переставал жаловаться, как и прежде того, на поступок графа Левашова против него, говоря, что все сие произошло от сложных интриг всякого рода. Клейнмихель понял сие и, не упуская случая указать на военного министра, отвечал, что сие справедливо и что начало всего кроется в интригах.

Сего же числа я получил от фельдмаршала собственноручное письмо следующего содержания. «Recevez, mon général, mes sincčres remercimens pour vos aimables lettres et pour toutes les choses gracieuses qu’elles contiennent. Je suis touché des bontés de l’Empereur et j’en conserverai le souvenir jusqu’ŕ la fin de mes jours. Salut et amitié. Prince Sacken»[34].

14-го я ездил в Петергоф по случаю воскресного дня, вследствие приглашения, которое на сии дни имеется для генерал-адъютантов. Государь был в Ораниенбауме для посажения на суда отряда, отправляющегося в Калиш, и не желал, дабы кто-либо, кроме дежурных, при нем находился. Он целый день не возвращался в Петергоф, и говорили, что он воротится не прежде 15 числа ввечеру; но весь двор оставался в Петергофе, и императрица принимала приезжающих после обедни. Потом был обед, а ввечеру бал.

О прошедших маневрах многие еще говорили мне, поздравляя с успехом. Все знали, что последнее действие против красносельского лагеря было условленное и мне приказано. Я тщетно отклонял разговоры сего рода, говоря всем, что не домогался никакого рода славы на сих маневрах. Императрица опять называла меня победителем, а взятие под конец в плен капитана Фролова с жалонерами шуточно обманом и изменой, против меня сделанной военным министром. Вообще полонение жалонеров принималось всеми за искусную военную хитрость, коей изобретение приписывали государю; но по настоящим сведениям, до меня дошедшим, я узнал, что государь точно был доволен действиями моими в сии два дни.

Сего числа, на обратном пути, я заезжал на дачу графа Орлова, который сказывал мне, что граф Левашов в оправданиях своих писал, будто он всегда был в хороших сношениях с фельдмаршалом, но что всем неприятностям, случившимся между ними, были причиной посторонние лица, как бы указывая на меня.

Петербург, 20-го июля

Сего числа я был призван в комитет, учрежденный для рассмотрения проекта об упразднении Главного штаба армии. Приехав в Военное министерство, я застал там военного министра, который отдавал приказания начальникам департаментов, дабы они распорядились об исполнении воли государя собрать к приезду его в Киев и Белую Церковь бессрочных отпускных, находящихся в Киевской и Волынской губерниях, и сформировать из них два батальона, которые и представить в начале октября месяца. Сие делается как опыт утвержденного положения о сформировании из сих отпускных в военное время запасных войск; и как дело сие поручается мне, то я представил, что, кроме обмундирования, предполагаемого сим людям, они будут нуждаться в артелях, котлах и тому подобном. Предметы сии совершенно упустили было из виду, как и всю хозяйственную часть батальонов, полагая, что можно будет ограничиться одной постройкой мундиров для сформирования оных.

По уходе военного министра началось заседание комитета, в коем присутствовали: дежурный генерал, директор канцелярии Военного министерства Позен, генерал-аудитор и генерал-провиантмейстер. Заседание открылось чтением нового проекта, составленного в министерстве, по коему учреждается совет из членов, председателя и контролера. Я оспаривал сию меру; но они возразили, что сие делается по примеру учреждения департаментов. За сим они делили всю комиссию на два отделения: одно военное, а другое счетное. Я представил несообразность сего, потому что военное отделение только кратковременное, которое должно прекратиться чрез два или три месяца, а счетное продолжительное: – потому и выйдет, что вся счетная комиссия в самое короткое время будет состоять из одного отделения, в которое они располагали смешать дела интендантства 1-й и 2-й армий. Когда же я увидел по штатам, что они располагали управиться всем делом 20 чиновниками, то я объявил, что сие решительно невозможно и что если они думают выиграть 38 000 рублей ежегодно убавлением штата, предположенного фельдмаршалом, то потеряют взамен того время и впоследствии переплатят лишнее. Тогда предложили мне сии 38 000 рублей в собственное мое распоряжение, для усиления чиновниками тех частей, которые потребуют большего числа оных. Требовали, чтобы я представил им на сем основании предположение свое, во сколько времени могут окончиться дела, и спрашивали, согласен ли я буду на такие меры. Я отвечал, что не имею права на какое-либо мнение, которое бы отступило в чем-либо от мнения фельдмаршала, а потому и не могу ничего изъявить на сей счет.

– Но Главный штаб, – сказали они, – упраздняется с первого сентября.

– Тогда я объявлю мнение свое, – отвечал я; – сказать же теперь, во сколько времени счетная комиссия может окончить занятия свои, считаю невозможным; ибо удобства предположений, как фельдмаршала, так и ими составленных должны оказаться на опыте.

Тогда Позен возразил, что в таком случае всего лучше было просто приказать действовать по предначертанию, сделанному в министерстве.

– Это всего лучше, – сказал я, – коль скоро вы изменяете предположения фельдмаршала, и тогда я буду работать данными мне орудиями, нисколько не отвечая за успех дела.

– Но вы говорите, – сказал Позен, – что успех обоих предположений гадательный?

– Они гадательны, – отвечал я, – но предположение фельдмаршала имеет то в свою пользу, что оно составлено на самом месте людьми, управляющими частями, входящими в состав счетной комиссии и принаровлено как к самому ходу дел, так и к лицам, которые займут места сии.

Заседание кончилось сим последним объяснением, и я требовал еще, что ежели уже они изменяют предположение, то поместили бы в своем разделение занятий по столам, как сие сделано в проекте фельдмаршала. Хотя они говорили, что не хотели сим стеснять меня, но я не располагал входить в какие-либо частные распоряжения по положению, ими делаемому. Они хотели переделать весь проект свой по возражениям, сделанным мною в заседании и поднести государю на утверждение, и я снова подтвердил им, что буду исполнять по оному, но что согласия своего не изъявляю и изъявить не могу.

21 июля я обедал у дежурного генерала Клейнмихеля. Он сообщил мне, по приказанию военного министра, желание государя, дабы к приезду его величества в Киев там уже не было фельдмаршала, а дабы к тому времени он был в Санкт-Петербурге. На меня возлагали исполнить сие осторожным образом; но я не взял на себя сего поручения, говоря, что его можно возложить на кого-либо другого, а что я, со своей стороны, не приму его иначе, как с тем, чтобы прямо сообщить фельдмаршалу волю государя открытым образом. На сие Клейнмихель сказал, что таким образом не согласятся сделать, ибо сие произведет новую историю. Изменивши оборот предложения своего, он продолжал, что знал наперед, что я не приму на себя такого рода поручения.