1-го числа фельдмаршал, по приглашению моему, обедал у меня со всем семейством своим и ближними, был весел и, как кажется, признателен к сему знаку преданности, оказанной ему уже по увольнении его от должности.

11-го я поехал в Белую Церковь, для осмотра своей дивизии, и сделал все нужные распоряжения по возложенной на меня обязанности начальника штаба войск бывшей 1-й армии, представляющейся на смотр, при чем встречал частые мелочные сопротивления со стороны Кайсарова, который, однако же, всякий раз подавался на попятный двор, как только увидит, что я не расположен уступать.

13-го я возвратился и получил вчера отношение Адлерберга, который уведомляет меня, что государь назначил графа Витта для представления ему войск, собранных в Белой Церкви на смотр. Посему я и донес графу Витту обо всех сделанных мною распоряжениях по хозяйственной части для сего сбора войск и уведомил о сем Кайсарова и своего дивизионного начальника, о чем и доношу военному министру. Положение, в которое ныне поставлены все начальники в Белой Церкви, довольно затруднительно; мне в особенности надоело вести себя слишком осторожно, дабы не оскорбить самолюбие старших, а между тем исполнить и многосложные обязанности, на меня возложенные. Вместе с сим получил я и ответ Адлерберга на письмо мое, коим государь позволяет фельдмаршалу остаться в Киеве в уважение болезненности и слабости его здоровья. Фельдмаршал получил также рапорт от Адлерберга, коим он ему доносит, что государь надеется, что весной, когда поправится здоровье его, он прибудет в Петербург и тем даст случай ему пользоваться опытностью его, приобретенной долговременной службой.

15-го был званый обед у графа Гурьева, где находился и фельдмаршал.

27-го я приехал в Белую Церковь и решился здесь остаться до 4 октября, а в то время ехать в Киев для встречи государя.

30 сентября приехал в Белую Церковь граф Витт. За день или два до прибытия его назначен был начальником штаба собранных войск начальник штаба 5-го корпуса генерал-лейтенант Крузе. Сие было сделано, кажется, по проискам генерала Кайсарова; ибо, по прибытии моем в Белую Церковь, я получил от него отношение, коим он уведомляет меня, что по полученному им повелению от графа Витта назначить в сие звание одного из старших начальников штаба обоих корпусов, он назначил им старшего своего. Распоряжение сие было неуместное, ибо моего начальника штаба, находившегося тут случайно, он не имел права назначать в сию должность; но не менее того оно мне пришлось кстати, ибо меня уже избавляло от сего звания при графе Витте. Я явился к нему тотчас по прибытии его и на другой день представлял ему своих генералов и полковых командиров. Он просил меня продолжать занятия по-прежнему, потому что видел сделанную им ошибку, я ему отвечал, что назначение Крузе начальником штаба мне в сем не препятствует; ибо, занимаясь хозяйственными устройствами, по высочайшему повелению, я, по званию и правам начальника Главного штаба армии, считал себя обязанным продолжать занятия свои. Он мне написал полуофициальное письмо с тем же приглашением, но я ему отвечал рапортом то же самое, прибавив, что я считал обязанностью своей исполнять и те требования, которые он сделал по предметам моих занятий. Я на словах подтвердил ему сие и прибавил, что, при многоразличных занятиях моих, я не имел бы и времени исполнять новое звание, им предлагаемое, и дело тем покончилось. Интрига Кайсарова, хотевшего сим случаем меня огорчить, ему не удалась.

4-го числа я приехал в Киев.

Белая Церковь, 12 октября

Ожидали прибытия государя в Киев 10-го числа в 3 часа пополудни; но в тот самый день, в 5-м часу утра, прискакал к графу Гурьеву фельдъегерь с известием, что государь прибудет в 10 часов утра; почему и разослано было приказание, дабы все собрались к 9 часам в Софийский собор для встречи государя в полной парадной форме. День был холодный, и потому все собрались в дом митрополита, где и остались в тщетном ожидании до 6 часов вечера, в том числе и дамы, которых собрала туда графиня Гурьева, по своему собственному произволу; я же провел целый день за Житомирской заставой, в небольшом доме, приготовленном для первого приема государя.

Так как накануне еще было прислано приказание государя, дабы в случае он не прибудет к ночи, то никому не дожидаться, а всем разъехаться по домам и государь хотел остановиться у Гурьева, где бы никого не было посторонних, то я уехал домой.

Государь приехал в 9 часов вечера и отправился прямо в лавру, где не застал никого; подождав несколько времени, пока отперли ворота собора, он пробыл там около четверти часа с одним Бенкендорфом, и оттуда приехал в квартиру графа Гурьева.

В 11 часов вечера я поехал к графу Гурьеву, которого застал в больших суетах. Государь был очень недоволен тем, что поставленные к нему часовые отдали честь, когда сего не должно было делать после захождения солнца; а потому приказал на другой день в 11 часов утра собрать все три батальона саперов, находившиеся в Киеве, с двумя эскадронами жандармов, невзирая на то, что батальоны сии занимали караулы по всему городу, пространством на 12 верст и что их некем было сменить. От Гурьева я пошел к Бенкендорфу, который приказал доложить обо мне государю, и государь приказал прибыть к нему через час. Час сей провел я с Бенкендорфом. Тут присутствовал и Гурьев, который тщетно просил, чтобы его, хотя на короткое время выслушали; ибо он хотел много кое-чего спросить насчет вверенных управлению его трех губерний; но Бенкендорф не переставал рассказывать о влиянии, сделанном последней внезапной поездкой государя в Вену, где будто военный министр и Меттерних ходили к нему с докладом о делах государственных. Зная, сколько все европейские дворы дорожат своей независимостью и опасаются влияния России, трудно поверить, чтобы сие было справедливо, а скорее можно подумать, что они хотели польстить приветливостью. Но Бенкендорф утверждал, что весь народ в Вене, как и первые сановники государства, видели в государе покровителя, при известной неспособности к делам настоящего своего императора. А потому и все сказанное Бенкендорфом казалось более заблуждением. Из занимательного разговора с Бенкендорфом я заметил только, что государь располагал принять прибывшего в Киев английского посла лорда Дургама совершенно иначе, чем он располагал, когда отправлял меня из Петербурга: по всему пути его через Москву в Петербург велено ему на ночлегах отводить лучшие квартиры и представлять почетные караулы. Сие подтвердилось словами государя сегодня за обедом, что Дургам умный человек, приехал в Россию с миролюбивыми видами и, напротив того, был осужден в Англии, по возвращении его из первого посольства в Россию, за то, что выразился с выгодной стороны о нас, почему и полагали его подкупленным. Из сих слов можно заключить, что войны у нас не предвидится.

В полночь государь меня принял. Он спрашивал о состоянии войск. Я объяснил, что 11-я дивизия в хорошем состоянии, а 13-я моего корпуса в весьма слабом.

– Ты это от того говоришь, – сказал государь, – что она твоя.

– Не от того, – отвечал я, – а потому именно, что она в слабом положении; ежели же она и представится хорошо на смотр, то заслуга сия будет не моя: ибо я недавно вступил в командование корпусом.