– Помогу, конечно. За пару дней море не высохнет, – пошутил я и продолжил пить чай.

– И то верно. Спать будешь в комнате. А я на кухне буду, мне тут привычнее. Рюкзак бросай уже с плеч, а то спину сорвёшь, а ей ещё трудиться на моей земле, – с улыбкой сказал старик и пошёл в комнату, отделённую от кухни старой коричневой шторой. Он провозился там минут десять, кряхтел и шуршал, видимо, обустраивая мне спальное место.

– Ну, вот и готово, – покашливая, сказал старик, выходя из комнаты. – Постель я тебе постелил, можешь располагаться.

– Да рановато спать ещё.

– Я же не знаю, сколько ты в пути, может, ты и не спал прошлой ночью.

– Спал, – ответил я, вспоминая холодную палату со стонущим соседом.

– Ну, тогда пойдём, немного поработаем.

Мы вышли во двор. Дед деловито пошёл вдоль грядок с чесноком, будто ревизор на складе, оценивая урожай. Я покорно следовал за ним. Дойдя до конца грядок, он резко повернулся с довольным лицом и решительно заявил:

– Пора. Пора собирать урожай. Ты дёргай чеснок и укладывай перьями по направлению к дорожке, а я буду его вязать.

Я принялся дёргать луковицы из земли, и скоро воздух наполнился ароматом чеснока и влажной почвы. С непривычки я довольно быстро устал. Перчаток у меня не было, и пальцы больно натирали жухлые перья урожая. Из-за того, что работать приходилось вниз головой, она немного кружилась, а пот щипал глаза. Я решил не останавливаться, пока не осилю всю грядку, а справившись, увидел, что старик уже связал почти весь чеснок в тугие косички, луковиц по двадцать, и довольный смотрел на меня. Оставалось ещё две грядки.

– Ну, я вижу, ты справишься. Повыдергай оставшиеся грядки, а я пойду, сварганю нам что-нибудь на стол, – сказал старик и медленно пошёл к дому, потирая грудь рукой.

– И будь любезен, перекопай эти грядки, когда закончишь с чесноком. Лопата вон там, – он указал на воткнутую в землю у края грядки штыковую лопату.

Я принялся за работу. К моему удивлению, через некоторое время я наловчился дёргать чеснок быстро и не уставая. Будто открылось второе дыхание. По окончании сбора пахучего урожая разогнуться было непросто. Я никогда не работал на земле, и мой организм напоминал об этом. В наше время собственный участок земли – редкость. Все стремятся в города, глобальная урбанизация обескровила деревни и села, сельское хозяйство – это удел крупных корпораций. А они в свою очередь стремятся исключить человека из процесса выращивания и сбора урожая как самое слабое звено. Передохнув несколько минут, наблюдая за комарами, вьющимися у моих ног в надежде испить моей крови, я взялся за второй quest.

Взял в руки инструмент, который ни разу в жизни не использовал, и начал копать. Наверное, впервые в жизни я чувствовал свою полезность. Я чувствовал, что делаю что-то нужное. Этот бесхитростный труд доставлял мне удовольствие, которого я не знал, торгуя макулатурой в своей прошлой жизни. Простые движения, режущие землю, высвобождая её аромат, не тратили моих сил, а придавали их. Шаг за шагом, отступая от перекопанной земли, я с упоением дышал свежим воздухом и радовался жизни. Без алкоголя и наркотиков просто наслаждался происходящим вокруг и внутри себя.

Закончил я уже в глубоких сумерках. В доме зажёгся свет, пора было отдыхать.

Когда я зашёл в дом, на столе уже стояли тарелки с какой-то серой кашей, в каждой из которых лежало пополам разрезанное яйцо. Дед встретил меня улыбкой и жестом пригласил за стол.

– Чем богаты, тому и рады, – сказал он, пододвигая мне тарелку. – Едал когда-нибудь лопуховую кашу?

– Нет, – в замешательстве сказал я и с удивлением посмотрел в тарелку.

– Отведай. Очень полезная она. Да и вкус сносный, – заверил меня дед и начал есть, демонстрируя съедобность ужина.

Я осторожно попробовал горячее пюре. Вкус был необычным. Немного горчило и было остро, но напоминало по аромату петрушку.

– Ну как? Съедобно? – улыбаясь, спросил Олег.

– Вполне. Интересный вкус.

– Яйца от моих курочек, видишь, какие оранжевые желтки? Завтра я тебя с ними познакомлю.

Мы довольно быстро расправились с ужином, залили его травяным чаем. И я почувствовал невероятную усталость во всём теле. Ноги и спина гудели, а лицо пылало, словно сгорев на солнце. Я помыл за собой посуду, пожелал дедушке спокойной ночи и отправился к своей кровати. Я так устал, что даже не включал свет, в темноте разделся и, только коснувшись подушки, сразу уснул.

День двадцать восьмой, 15 сентября

Проснулся я от шума воды на кухне. Желание справить естественные нужды, о которых напомнила текущая вода, не дало мне с наслаждением поваляться в кровати после хорошего сна. Я зашёл на кухню, где Олег суетился, готовя завтрак, быстро поздоровался и поспешил в туалет.

За завтраком старик не торопясь продолжил допрос. Он спрашивал о моей бывшей работе, о родителях и учёбе. Спрашивал обо всём, пока не дошёл до того, что его на самом деле интересовало.

– От чего же ты так далеко и так долго бежишь?

– Бежал от людей, а теперь понимаю, что скорее бежал не от, а к… К себе, к своей душе навстречу. Бежал в поисках покоя, в поисках своей жизни…

– Ага, ясно. Пошли, надо сегодня хрен выкопать, – будто не слушая меня, перебил старик и направился на свой огород.

Я вслед за ним вышел во двор. От земли исходил сырой освежающий холод, но спину уже грело пока ещё тёплое солнце. Этот контраст был очень приятен. Мурашки пробежали по коже, и по всему телу прошёл заряд бодрости, заставивший сладко потянуться, приветствуя новый день.

Заметив мою блажь, дед резко сунул мне в руку лопату – мою волшебную палку, мой эволюционный катализатор. Я с удовольствием впивался стальным штыком в твердь. Корни хрена были очень длинными. Олег суетливо руководил процессом, беспокоясь о каждом рано обрубленном корешке. «Крупные – на еду, мелкие – на настойку», – уведомил он меня и вновь перешёл к разговору по душам.

– Покоя, значит, искал? А что такое покой? – кряхтя и силясь разогнуть спину, спросил он.

– Покой… Наверное, это отсутствие постоянной тревоги, уверенность в своей жизни и в верности выбранного пути. Наверное, это обязательный элемент человеческого счастья. Обрести покой – это полюбить себя таким, какой ты есть.

– Вот здесь аккуратней, не обруби, видишь, какой толстый… Покой-покой…

– Вижу… Покой ещё, наверное, это возможность просто жить, без иллюзий и не поддаваясь давлению