Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сейф? – недоверчиво переспросил я.
– Ага. Все мои богатства там хранятся, – хитро улыбаясь, сказал старик и пошёл на улицу.
С обратной стороны крыльца почти на одном уровне с землёй была квадратная дверь. Под ней скрывался достаточно большой вход в подполье. Как только дверь распахнулась, из непроглядной тьмы повеяло холодом.
– Подпол мой. Припасы на зиму все здесь. Только вот полки подгнили, плесень сожрала. Одному мне неудобно и придерживать полку, и колотить её к стене. А вместе мы управимся махом, – воодушевлённо сказал Олег и где-то нажал на выключатель.
В подполе было сыро и холодно. Он был большим и просторным. По правую сторону стояли три закрытых короба. По левую – те самые злополучные полки. Часть из них была заставлена банками с соленьями и компотами, а четыре полки пустовали. Они были изъедены плесенью, и их-то мы и будем менять. Старик деловито рассказывал, что у него и где хранится: в первом коробе картошка, во втором морковь в песке, в третьем свекла, кормовая «вперемешку с борщовой», как он выразился. На полках в банках огурцы, капуста, клубничное варенье и многое другое. А в левом дальнем углу две бочки. В одной солёные помидоры, а в другой грибы.
Старик оставил меня в подполе, а сам отправился за необходимыми нам инструментами.
Его очень долго не было. Я ждал около двадцати минут. Поднявшись наверх, я никого не увидел, вокруг было тихо, и в воздухе чувствовалось необъяснимое напряжение, как перед грозой или как предчувствие удара по затылку. Странное чувство грядущей беды. И оно меня не обмануло.
Старик лежал на крыльце лицом вниз. Он упирался лбом и правым коленом в доски, сильно сжимал левую часть груди, будто пытаясь её вырвать. Он стонал и часто дышал, глотая воздух. Я не знал, что делать. Старик протянул мне свою жилистую сухую руку в просьбе помочь ему подняться. Я помог ему, приняв неожиданно тяжёлое тело на себя и перекинув его левую руку себе на плечо. Дойдя до кровати, он рухнул на неё совершенно обессиленный. Я стоял над ним по стойке смирно, как оловянный солдатик, не зная, что мне делать. Через минуту, которая тянулась вечно, старик открыл глаза и шёпотом попросил налить ему кипяточка и накапать в него йода. Олег залпом выпил крутой коричневатый от йода кипяток и почти сразу уснул или сделал вид. Я сидел на кухне и боялся отойти от него часа полтора. В итоге, не выдержав напряжения, я взял его табак и бумагу, неумело скрутил себе папиросу и вышел на улицу покурить.
Когда я вернулся, старик уже встал с кровати и, глядя мне прямо в глаза, сказал: «Деды радуются, что смогли поссать, молодежь – что сиську бабью потрогали. Твои годы – самое оно, не просри». После этого он взял меня за плечо, немного опираясь на него, и кивнул в сторону выхода.
Мы не спеша побрели в угол его участка. В углу было выломано несколько досок, и мы сразу попали в лес. В густой траве еле угадывалась узенькая тропинка. Старик тихонько сказал, что до моря идти примерно сорок минут. Сказал, что тропинка одна и не петляет, так что я с лёгкостью выйду на берег. Вернувшись из-за ограды, старик поковылял в дом, наказав мне отремонтировать «сейф». Больше дедушка из избушки не выходил. Я пару раз проведывал его, он держался за сердце и лишь попросил поставить рядом с кроватью стакан с водой.
Я долго и мучительно ковырялся в подполе. Отсутствие элементарных навыков ручной работы сказывалось очень сильно. Я издолбил все пальцы молотком, загнул с десяток гвоздей. Но надёжность прибитых полок проверял всей своей массой. Я немного спешил, беспокоясь за Олега. Перед тем как начать спускать овощи, я заглянул ещё раз проведать его, он спал, но дыхание его было неестественно частым. Грудь ходила ходуном, и кожа лица покрылась багрянцем. При этом появились тёмные круги под глазами. Я надеялся, что он понимает, что с ним происходит, и паники поднимать не стоит.
На спуск урожая у меня ушло меньше часа, и я выбрался из подпола, закончив работу на сегодня. Отдышавшись и попив воды, я снова пошёл проведать деда. На удивление он не спал, сидел на табурете у стола с кружкой чая. Но, несмотря на видимые улучшения, в его помутневших глазах угадывалась боль.
– От чего ты всё-таки бежишь? Здесь есть всё, что нужно человеку для счастья. Еда, работа, девку из города приведёшь. Человек живёт неправильно, забывая, что он животное. Губит всё вокруг, топя себя и весь мир в собственном тщеславии и гордыне. Ты хотел жить просто, так живи. Живи подобно предкам. Оставь все эти мысли о великих свершениях, о низменных удовольствиях, об умирающем от глупости мире. Здесь есть всё, что тебе нужно. Наслаждайся сном, свежей пищей, природой, пока она ещё жива. – Закончив говорить, дедушка доковылял до кровати и, тяжело кряхтя, отвернулся к стенке.
– Я бы хотел. Честное слово, хотел бы кинуть якорь здесь и жить. Но что-то гонит меня вперёд, постоянное чувство незавершённости, постоянное чувство неудовлетворённости съедают меня. Мне надо дойти, куда я решил, и, может, после я смогу остаться.
Но дед меня не слушал. Он уснул, и казалось, что ему полегчало. Жар спал, дыхание стало ровным и спокойным.
Я ещё несколько раз проведывал его, но изменений в его состоянии не было.
День тридцатый, 17 сентября
Проснувшись, я обнаружил остывшее уже тело старика. Серое лицо не выражало никаких эмоций, глаза ещё сильнее впали, и казалось, что вместо них зияют провалы. Я смотрел на него и мир будто замер. В доме воцарилась вдруг такая густая тишина, что даже дышать было тяжело.
Я с жадностью осушил целый ковш холодной воды и почувствовал, как всё во мне гонит меня вперёд. Почувствовал всеми фибрами своей души, всем своим телом, что именно сегодня я достигну своей цели. Сегодня день рождения нового меня. Рождения моей новой души – сверхновой. Поклонившись усопшему и вслух поблагодарив его, я выскочил из дома. Я помчался вперёд по узкой тропинке между кустарников, травы и низкорослых деревьев. Холодный ветер пронизывал