мокрую… Но тотчас откуда-то прилетел дротик — черный, орочий — воткнулся в землю у самого основания пня. За ним последовало короткое копье… Должно быть, это подоспели орки, бежавшие на некотором расстоянии следом за Хэлкаром. Они не видели того, что минуту назад здесь произошло? Или, напротив — видели слишком хорошо, и теперь надеялись взять тепленьким обессиленного противника? Ах ты ж!.. Саруман беззвучно выругался. Выпрямившись во весь рост, он смел камни и дротики, вяло сыплющиеся из мрака, воздушным щитом, потом живо отступил в тень, под защиту пня. Поднял безжизненное тело Гэджа, укрывая его плащом, оттащил в ямку меж узловатых, выперших из земли древесных корней, уложил в неглубокой земляной выемке, будто в колыбели.

— Не стрелять! — гаркнул он. Орки прятались в лесном мраке, и маг не знал, сколько их здесь, но подозревал, что не меньше пары десятков. — Первого, кто высунется из-под деревьев, развею на месте! Приказы вашего ненаглядного Визгуна сошли на нет вместе с ним, так почему бы вам тоже не убраться восвояси, пока ничто не мешает?

Лес не отвечал; смотрел настороженно, пытался осознать произошедшее, полнился шелестящим, стелющимся вокруг лощины неуверенным шёпотом. Наконец негромкий хрипловатый голос сказал:

— Шарки. Давно не виделись, старый хрыч… Что же ты свалил из Замка, не попрощавшись и не пожелав мне ни здоровья, ни долгих лет жизни?

Саруман настороженно вглядывался в обступающий мрак.

— Каграт, казарменная скотина… Отведи своих разбойников в лес, если не хочешь неприятностей. Дальше вам хода нет… и не будет.

Но орк выполнять настоятельную просьбу не торопился:

— Ты под прицелом десятка стрел, Шарки. Я дам приказ — и тебя утыкают ими, как подушечку для иголок.

Саруман даже не усмехнулся:

— Ну, утыкают — и что дальше? Вступать со мной в бой тебе резона нет, живьем тебе меня не взять… а труп тебе мой ни к чему, иначе ты бы сейчас со мной турусы не разводил.

— Мальчишка… жив?

— Жив или нет — он останется со мной.

— Он мне нужен.

— Мертвый?

Каграт секунду помолчал — потерял дар речи от расстройства? Или просто соображал, что теперь делать? Орк по-прежнему не показывался, но, видимо, был где-то совсем близко — должно быть, по другую сторону пня: подкрался в ночи, под прикрытием кустов и лесных теней бесшумно, как рысь. Голос его звучал зловещим свистящим полушепотом:

— На Визгуна и его приказы мне наплевать… Но ты знаешь, почему я всё ещё здесь.

— Нетрудно догадаться, — буркнул маг. — Но ты зря думаешь, что тебе и твоей своре удастся взять меня тепленьким.

— Ничего я не думаю, — возразил Каграт, — я отродясь дурень и, если буду много думать, у меня башка по шву лопнет. Но учти — я тебя не боюсь, старый, даже если на тебе теперь нет ошейника.

— Визгун тоже не боялся, — небрежно заметил маг.

— Мальчишка ляпнул, что мою хворь можно вылечить… объясни — как?

Собравшись с силами, Саруман призвал магию: заклятие пробежало по жилам, защипало кончики пальцев, соткалось на ладони жгучей серебристой искрой. Ну, пусть только орк покажется из-под пня…

— Если он тебе сказал — зачем ты спрашиваешь меня?

— Хочу узнать, насколько ваши мнения совпадают.

— У тебя мало времени. — В отличие от Каграта Саруман говорил не таясь, в полный голос, зная, что говорит убедительно, и что там, в лесной тьме, его хорошо слышат. — Эльфы близко. Я уже подал им условный знак, и они будут тут с минуты на минуту. Без назгула и силы его Кольца в схватке с ними у вас шансов немного.

Где-то в темноте вновь возник, пронесся над лощинкой смутный ропот, в котором угадывались слова «эльфы», «окружают» и «пёс бы их побрал». Видимо, после развоплощения Визгуна боевой дух орков и впрямь малость поугас.

— Молчать! — приказал Каграт: сквозь зубы, но как-то особенно слышно и выразительно. — Никого здесь нет… кроме нас и этого старого сыча под пнем. Если бы он действительно рассчитывал на появление каких-то там эльфов, то вряд ли стал бы нас об этом оповещать… Ну? — обратился он к Саруману.

Белый маг прятал за спиной руку с заклятием.

— Я мог бы сказать, что тебе надо побриться налысо, и каждое полнолуние бегать нагим по крепостной стене, засунув по еловой шишке во все телесные отверстия и кукарекая на Луну… и ты бы побрился и бегал. Но, к сожалению, мальчишка вряд ли дал тебе такие советы.

— Какие же советы он мне дал?

— Подозреваю, что он велел тебе выпить протраву от червей.

— Это поможет? — голос орка звучал подозрительно.

— Если причина твоей хвори в паразитах, которыми заражена печень — поможет.

— А если причина — не в этом?

— Тут уж я бессилен, не обессудь. Ты умрёшь.

— Все умрут, — помолчав, сказал Каграт. — Вопрос — когда?

— Не знаю, — спокойно произнес Шарки. — Возможно, прямо сейчас.

В мгновение ока он выскочил из-под пня и метнул в Каграта заклятие, зреющее у него на ладони. Но орк был к этому готов: он прикрывался деревянным щитом, который, приняв на себя основной удар, разлетелся в щепки. Каграт живо отпрянул, пригнулся, взмахнул кнутом — снизу вверх, по широкой дуге. Замешкайся Саруман на мгновение, и кожаная шлея крепко хлестнула бы его аккурат под колени. Но в последний миг волшебник успел отпрянуть, споткнуться о корявый корень и даже упасть; чудом он отбил летящую ему в голову дубинку. Мага спасало только то, что Каграту действительно ни к чему был его труп, орк намеревался взять Шарки живьём, потому и орудовал не мечом, а кнутом и дубинкой — и орудовал, как обычно, весьма сноровисто… В отчаянном рывке Саруман ухитрился сбить Каграта с ног воздушным сгустком и закатиться в ямку под пнем. Орк упал — но тут же вскочил и отрывисто свистнул, подзывая из леса свое воинство: в лапе его поблескивал голубоватый кинжал, найденный в траве неподалеку (впрочем, кинжал был сейчас не голубоватый, а вновь коричнево-бурый, точно обугленный). Саруман вскинул руку — кинжал серебристо вспыхнул, и Каграт с проклятием выронил его, схватившись за обожженную лапу. Но из леса уже бежали орки, горланя и улюлюкая, на ходу выхватывая оружие, размахивая палашами и дубинками, в общем и целом дело складывалось как будто не в пользу Сарумана…

В широкий бок пня внезапно вонзилась стрела — и тоненько зазвенела, подрагивая. Стрела оказалась длинная, тисовая, её белое оперение было отлично различимо в ночи, оно словно светилось в полумраке длинным бледным пятном.

Кагратова кодла невольно отпрянула.

— С-сука! — прохрипел кто-то. — Остроухие!

— В укрытие! — рявкнул Каграт. — В лес,