вино? – улыбнулась я и протянула руку, чтоб коснуться взъерошенной гривы. – А вам что не спится?

– Тебя жду, – усмехнулся Грегори и вдруг выхватил меня из коляски, я даже ахнуть не успела. – Эрни, гони домой, а мы… прогуляемся.

– Как прикажете, господин, – кивнул тот и подхлестнул коней.

Вторая повозка двинулась следом, и скоро они пропали из виду.

– Я чувствую себя последним дураком, – после длинной паузы произнес Грегори. – Сижу, смотрю на этих клятых лебедей и думаю о том, что меня никто никогда не любил по-настоящему. Может быть, только родители, но это было так давно, что я уже и лиц их толком вспомнить не могу. Остались портреты, но что с них проку? А сколько у меня было женщин! Разных женщин… Иные говорили, что любят меня, другие ненавидели, но в памяти путаются имена и лица, и я уже не знаю, вспоминаю настоящую женщину или же это моя фантазия!

– Сударь…

– Молчи. Тут не о чем говорить. Лучше прислушайся…

Неподалеку пел соловей. Это, похоже, был опытный мастер: он не фальшивил, как тот, которого я слышала недавно, он взял высокую ноту – и пошел свистеть и щелкать, да с такими переливами, что и представить невозможно! Откуда-то из зарослей песню солиста подхватили другие птицы, и соловьиный хор грянул с такою силой, что у меня захватило дыхание.

– Ты что? – шепнул Грегори, щекоча мое ухо усами.

– Тс-с, – отмахнулась я и схватила его за руки. – Не мешайте слушать…

– Как поют, негодяи! – негромко рассмеялся он. – Идем домой, Триша. Оттуда их слышно еще лучше!

– Как скажете, сударь, – ответила я и покрепче ухватилась за косматый загривок.

Внутри поднималась горячая волна, и я мечтала только о том, чтобы она не схлынула до самого дома.

– Спокойной ночи, – сказал Грегори, поставив меня на пол в моей комнате. – Увидимся…

Клянусь, я не представляла, как поцеловать его! В щеку разве что, иначе помешали бы клыки, да и вообще… Однако мне показалось, что я ощущаю не жесткую шерсть – мне ведь уже приходилось прикасаться к ней губами, – а человеческую кожу. Правда, человеку этому не мешало бы побриться, но…

– Три… – Грегори попытался отстранить меня, но не тут-то было. – Триша, прекрати, это не шутки!

– Я вовсе и не шучу.

– Довольно, – сказал он вдруг и легко стряхнул меня на диван. – Мне кажется, ты надышалась лесным воздухом, а это не доводит до добра. Если же ты решила подарить умирающему последнюю радость, то избавь меня от такого одолжения! Я обойдусь своими силами, если станет невмоготу… Спокойной ночи!

– Подите вы псу под хвост! – ответила я и швырнула ему вслед попавшимся под руку валиком. – Спокойной ночи!

Чернушка недоуменно мяукнула и запрыгнула ко мне на диван.

– Наш хозяин – редкостный дурень, – сказала я кошке и улеглась, взяв ее к себе на грудь. – Сказал тоже! Воздухом надышалась… Ты бы остерегла меня от фей, правда?

Тут я глянула на букетик ландышей в вазочке, коснулась его пальцем и уточнила:

– Недобрых фей.

Кошка потянулась, выпустив коготки, и ухмыльнулась.

– Что теперь делать? – спросила я, гладя короткую шерстку. – Впрочем, только и остается ждать. Сирень уже распускается, я видела…

Так и не дождавшись Моди, я переоделась на ночь и улеглась спать, решив, что утро всяко мудренее вечера, а голову мне мог вскружить вовсе не теплый вечер, а вино, которого на свадьбе подавали более чем достаточно! Но все же что-то в этом было…

Глава 14

Грегори не разговаривал со мной три дня – подвиг для него, как по мне, ну а я решила не идти первой на мировую, тем более ничего ужасного не случилось. И очень даже хорошо, что он не высовывал носа из своих покоев, не то непременно заинтересовался бы, чем это я занята в парке. А дел у меня там хватало…

Жаль, роза Грегори, несмотря на все мои старания, отказывалась давать прирост, не то что цвести! Она стояла среди весенней зелени памятником скорби, опустив пожухшие листья, и ни полив, ни удобрения ничем не могли ей помочь. Что ж, надежда все-таки оставалась, и я вовсе не собиралась сдаваться и опускать руки!

Чернушка следовала за мной как привязанная, обычно спала на солнце, ловила мотыльков или пыталась охотиться на птиц (хотя я настоятельно просила ее этого не делать, разве хищника переучишь?). Когда она вдруг вцепилась когтями в мой подол, я сперва удивилась, а потом поняла – так кошка предупреждает меня о приближении кого-то… или чего-то.

Так и есть! Крохотные создания окружили меня, в ужасе метнулись прочь, когда Чернушка попыталась схватить их когтистой лапой, но тут же вернулись и принялись виться возле моего лица.

– Что, в чем дело? – спросила я, но они, конечно, не могли ответить. И тут я вспомнила о своей просьбе: – Неужто появился дух сирени?

Духи взвились столбом, особенно ярким в солнечном свете.

– Именно дух, не фея? – уточнила я, и они рассыпались разноцветными искрами. – Ну, будем считать, что это было «да»…

– Иди скорее, – шепнула мне вишенка, качнув тонкими ветвями. – Я послала маленьких духов за тобой, а то тебя все не было и не было, а сирень ждать не станет!

– Прости, я завозилась с розами, – улыбнулась я. – Спасибо тебе! И вам, малютки, спасибо… А где искать дух сирени?

– Подумай сама! В сиреневом кусту, конечно же, – проворчала старая яблоня. Ее цвет уже почти облетел, и различить дух в густой зеленой листве было не так просто. – Иди вон туда, мимо корявой ели… карга старая! Потом повернешь на сиреневую аллею, увидишь самое большое дерево в ее конце – ствол у него в обхвате не меньше моего! Вот оно-то тебе и нужно. Да поспеши!

– Благодарю! – откликнулась я и бегом бросилась на сиреневую аллею. Чернушка вприпрыжку побежала следом.

Громадный куст сирени – да какой там куст, это было в самом деле гигантское дерево! – я увидела еще от самого начала аллеи. Казалось, над обычными светло-сиреневыми, розоватыми, белыми кустами нависла океанская волна, темно-лиловая внизу и кипенно-белая сверху, и вот-вот обрушится вниз, затопив весь парк. Майгель на празднике рассказывал о таких чудесах, но я и думать не могла, что увижу нечто подобное наяву!

Когда я подошла ближе и взглянула вверх, то у меня и вовсе захватило дух: надо мною вздымалась уже не волна, а будто бы гора с темными склонами и заснеженной вершиной, кое-где окрашенной розовыми лучами рассветного солнца. Листвы вовсе не было видно, так пышно цвела эта сирень! И как