воздухе, – и прибыл в базовый лагерь на метеорологическое совещание, назначенное на два часа, с восьмиминутным опозданием: Оппенгеймер уже ждал его перед метеостанцией[2684]. Хаббард сказал ему, что от взрыва в 4:00 придется отказаться, но должна появиться возможность для испытаний между 5:00 и 6:00. Это, по-видимому, успокоило Оппенгеймера.

Зайдя в дом, они нашли там возбужденного Гровса, ждавшего их со своими консультантами. «Что за чертовщина творится с погодой?»[2685] – приветствовал генерал своего синоптика. Хаббард не преминул повторить, что всегда выступал против 16 июля. Гровс спросил, когда пройдет гроза. Хаббард объяснил ее динамику: тропические воздушные массы, ночной дождь. Вечерние грозы получают энергию от нагретой земли и затихают на закате; эта гроза, наоборот, должна прекратиться на заре. Гровс проворчал, что ему нужно точное время, а не объяснение. Я даю вам и то и другое, ответил Хаббард. Он думал, что Гровс готов отменить испытания, что кажется теперь маловероятным, учитывая напряжение, связанное с Потсдамом. Он сказал Гровсу, что тот может отложить испытания, если хочет, но на рассвете погода должна наладиться.

Оппенгеймер постарался успокоить своего массивного товарища. Он заверял его, что Хаббард – лучший специалист в своем деле и на его прогноз можно положиться. С ним согласились другие участники совещания – Толмен и два военных метеоролога (один в большей степени, чем другой). Гровс смягчился. «Будем надеяться, что вы правы, – угрожающе сказал он Хаббарду, – а не то я вас повешу»[2686]. Он велел метеорологу подписать прогноз и назначил взрыв на 5:30. После этого он ушел звонить губернатору Нью-Мексико, которого его телефонный звонок поднял с постели: Гровс предупредил его, что ему, возможно, придется объявить военное положение.

Бейнбриджа, бывшего на нулевой отметке, больше заботили не местные, а удаленные события, хотя он лично разомкнул и запер все соединения с бункерами. «Нас тревожил внезапно начинавшийся дождь, – вспоминает он. – <…> Не было ни одного сообщения о молниях ни в базовом лагере, находившемся приблизительно в 15 000 метров, ни в районе южного бункера, но эта возможность была темой интересных разговоров, потому что на вышке заканчивалось множество проводов, идущих от северного, южного и западного бункеров»[2687]. Около 3:30 порыв ветра опрокинул палатку Вэнивара Буша в базовом лагере; Буш перебрался в столовую, где в 3:45 повара начали подавать завтрак, состоявший из порошкового омлета, кофе и гренков.

Эмилио Сегре боги послали более интересное развлечение. Чтобы отвлечься, он провел весь вечер за чтением «Фальшивомонетчиков» Андре Жида и проспал худшую часть грозы в базовом лагере. «Но мое внимание привлек невероятный шум, природы которого я совершенно не понимал. Поскольку шум не прекращался, мы с Сэмом Аллисоном взяли фонари, вышли наружу и, к огромному своему удивлению, увидели там сотни лягушек, предававшихся любовным утехам в большой яме, которая наполнилась водой»[2688].

В 3:15 Хаббард уехал из базового лагеря в южный бункер. Дождь уходил. Он позвонил на нулевую отметку; один из бывших там его сотрудников сказал, что облака расходятся и появилось несколько звезд. К 4:00 направление ветра стало смещаться к юго-западу, все дальше от бункеров. В южном бункере метеоролог подготовил свой последний прогноз. В 4:40 он позвонил Бейнбриджу. «Хаббард дал мне полную метеосводку, – вспоминает директор “Тринити”, – и прогноз, из которого следовало, что в 5:30 утра погода на нулевой отметке будет не идеальной, но достаточно хорошей для испытаний. Мы хотели бы, чтобы инверсионного слоя на высоте 5000 метров не было, но не настолько, чтобы ждать ради этого еще полдня. Я позвонил Оппенгеймеру и генералу Фарреллу и получил их согласие на назначение момента взрыва (Т = 0) на 5:30 утра»[2689]. Каждый из четверых – Хаббард, Бейнбридж, Оппенгеймер и Фаррелл – имел право отменить испытания. Все они согласились с этим решением. Взрыв «Тринити» должен был произойти 16 июля 1945 года в 5 часов 30 минут утра – перед самым рассветом.

Бейнбридж должен был сообщать в южный бункер о каждом шаге процесса окончательной подготовки бомбы к взрыву на случай возникновения каких-либо проблем. «Я отвез Маккибена на точку W-900, чтобы он включил переключатели синхронизации и последовательности операций, пока я отмечал его действия в контрольном списке». Вернувшись на нулевую отметку, Бейнбридж объявил следующий этап «и разомкнул специальный переключатель готовности, который не относился к линиям Маккибена. Пока этот переключатель был замкнут, из южного бункера нельзя было запустить детонацию бомбы. Последней операцией было включение ряда установленных на земле фонарей, которые изображали “прицельную точку” для тренировочных полетов В-29. ВВС хотели знать, как взрыв будет воздействовать на самолет на высоте 10 000 метров и расстоянии в несколько километров… Включив фонари, я вернулся в машину и поехал в южный бункер». С ним ехали Кистяковский, Маккибен и охранники. Они уехали с площадки последними. За ними остались прожекторы, наведенные на вышку.

Группа боевой готовности приехала на отметку S-10000, в бетонный командный бункер, покрытый землей, около 5:08. Хаббард передал Бейнбриджу свой подписанный прогноз. «Я отпер главные выключатели, – завершает свой рассказ Бейнбридж, – а Маккибен начал обратный отсчет времени за 20 минут до взрыва, в 5 часов, 9 минут и 45 секунд утра»[2690]. Оппенгеймер должен был наблюдать взрыв из южного бункера вместе с Фарреллом, Дональдом Хорнигом и Сэмюэлом Аллисоном. С началом окончательного отсчета времени Гровс уехал на джипе в базовый лагерь. В качестве меры предосторожности на случай всеобщей катастрофы он хотел находиться на физическом удалении от Фаррелла и Оппенгеймера.

В 2 часа ночи на холм Компанья, смотровую площадку в тридцати километрах от нулевой отметки, начали прибывать автобусы с гостями из Лос-Аламоса и других мест. Там были Эрнест Лоуренс, Ханс Бете, Теллер, Сербер, Эдвин Макмиллан, Джеймс Чедвик, приехавший посмотреть, на что способен его нейтрон, и множество других, в том числе сотрудники «Тринити», присутствия которых в долине больше не требовалось. «Темнота и ожидание в холоде пустыни делали напряжение почти невыносимым»[2691], – вспоминает один из них. Коротковолновое радио, которое они взяли с собой, чтобы узнавать о графике испытаний, не желало работать и включилось только после того, как Аллисон начал транслировать обратный отсчет. Ричард Фейнман, будущий нобелевский лауреат, который увлекся физикой еще подростком, возясь с радиотехникой, повозился и с этим радио и вернул его к жизни. Собравшиеся начали занимать места. «Нам сказали лечь на песок, – говорит Теллер, – повернуться лицом в сторону, противоположную взрыву, и закрыть голову руками. Никто этого не сделал. Мы твердо решили заглянуть чудовищу в глаза»[2692]. Радио снова