Джозефу Маккибену в южном бункере было с чем сравнить этот свет: «У нас было включено множество прожекторов для киносъемки панели управления. Когда бомба взорвалась, их свет померк по сравнению со светом, хлынувшим в открытую заднюю дверь»[2716].

Эрнеста Лоуренса он застиг в тот момент, когда он выходил из своей машины на холме Компанья: «Только я поставил ногу на землю, как меня залило теплым, ярким, желто-белым светом. Переход от тьмы к ярчайшему солнечному свету был мгновенным, и, насколько я помню, я на секунду застыл от удивления»[2717].

С точки зрения Ханса Бете, также бывшего на холме Компанья, «это было похоже на гигантскую вспышку магния, которая длилась, казалось, целую минуту, хотя на самом деле прошла секунда или две»[2718].

Сербер чуть не ослеп на холме Компанья, но зато разглядел раннюю стадию формирования светящейся области:

В момент взрыва я смотрел прямо на него ничем не защищенными глазами. Сначала я увидел желтое свечение, которое почти моментально превратилось в ошеломляющую белую вспышку, такую яркую, что я совершенно ослеп… Секунд через двадцать или тридцать после взрыва ко мне стало возвращаться нормальное зрение… Величие и масштабы этого явления были абсолютно умопомрачительными[2719].

Сегре, бывший в базовом лагере, вообразил конец света:

Самое сильное впечатление произвел ошеломляюще яркий свет… Я был ошарашен этим невиданным зрелищем. Мы видели, как все небо вспыхнуло с невероятной яркостью, хотя на нас были очень темные очки… Кажется, на мгновение я подумал, что взрыв мог воспламенить атмосферу и, следовательно, уничтожить Землю, хотя я и знал, что это невозможно[2720].

Моррисона в базовом лагере встревожил не свет, а жар:

Мы видели с расстояния в шестнадцать километров невероятно яркую вспышку. Это было чрезвычайно внушительное зрелище. Мы знали, что взрыв будет ослепительно-ярким. На нас были сварочные очки. Меня поразила не вспышка, а ослепляющий жар солнечного дня, который я ощутил на своем лице посреди холодной ночи в пустыне. Это было похоже на открывающуюся печку, из которой всходило солнце[2721].

Как осознал пораженный специалист по баллистике, наблюдавший с холма Компанья, все происходило в тишине:

Вспышка света была сначала настолько яркой, что казалось, что она не имеет определенной формы, но где-то через полсекунды она стала ярко-желтой полусферой, обращенной плоской стороной вниз, как солнце, наполовину поднявшееся из-за горизонта, но приблизительно вдвое больше. Почти сразу же эта светящаяся масса стала распухать и подниматься; казалось, что внутри приблизительно прямоугольного контура, быстро росшего в высоту, выстреливают вверх огромные пламенные вихри… Внезапно из центра поднялся более узкий столб гораздо большей высоты. Затем наступила развязка, безмерно впечатляющая несмотря на то, что ослепительной яркости уже не было: вершина более узкого столба, казалось, расплылась в толстую шляпу гриба или зонтик яркого и чистого синего цвета… Казалось, что все это происходит очень быстро… и потом наступило разочарование, что это зрелище кончилось так быстро. А затем пришло ошеломляющее понимание, что все это происходило в трех десятках километров от нас, что то, что вспыхнуло и погасло с таким блеском и такой скоростью, на самом деле находилось на высоте нескольких километров. Ощущение удаленности этого объекта, который казался таким близким, подчеркивалось долгой тишиной, царившей, пока мы смотрели, как серый дым образует все более и более высокий спиральный столб. Где-то через минуту, которая показалась гораздо более долгой, тишину нарушил весьма внушительный грохот, приблизительно похожий на грохот пятидюймового зенитного орудия на расстоянии в сотню метров[2722].

«Жизненный опыт чаще всего можно осознать, исходя из опытов предыдущих, – отмечает Норрис Брэдбери, – но атомная бомба не вписывалась в рамки бывших у кого-либо каких бы то ни было заранее сформированных суждений»[2723].

По мере того как огненный шар поднимался в воздух, сообщает Джозеф У. Кеннеди, «сплошные слоисто-кучевые облака, расположенные прямо над ним, [становились] розовыми снизу и хорошо освещенными, как на восходе солнца»[2724]. Вайскопф заметил, что «путь распространения ударной волны сквозь облака был ясно виден в форме расширяющегося круга, заметного всюду в небе, где оно было покрыто облачностью»[2725]. «Когда красное сияние померкло, – пишет Эдвин Макмиллан, – проявился совершенно замечательный эффект. Вся поверхность шара была покрыта фиолетовым свечением, похожим на то, что появляется в воздухе при электрическом возбуждении, и вызванным, несомненно, радиоактивностью материала шара»[2726].

Ферми заранее подготовил эксперимент, позволявший приблизительно определить порядок величины мощности бомбы:

Секунд через сорок после взрыва до меня дошла воздушная ударная волна. Я попытался оценить ее силу, роняя с высоты порядка двух метров маленькие клочки бумаги – до, во время и после прохождения волны. Поскольку ветра в это время не было, я мог очень ясно наблюдать и измерить смещение бумажек, падавших во время прохождения ударной волны. Их смещение составило около двух с половиной метров, что, по моей оценке на тот момент, соответствовало взрыву, который могли произвести десять тысяч тонн ТНТ[2727].

«По расстоянию до точки взрыва и смещению воздуха под действием ударной волны, – объясняет Сегре, – он мог вычислить энергию взрыва. Эти вычисления Ферми проделал заранее, подготовив таблицу, по которой он мог сразу же определить энергию в результате такого грубого, но простого измерения»[2728][2729]. «Он был настолько глубоко и безраздельно поглощен своими бумажками, – добавляет Лаура Ферми, – что даже не услышал сильнейшего грохота»[2730].

Фрэнк Оппенгеймер был рядом с братом, наблюдавшим взрыв около командного бункера на точке S-10000:

И мы ощутили, что над нами висит зловещее облако. Оно было ярко-фиолетовым, испускало радиоактивное свечение. И казалось, что оно висит там вечно. Это, разумеется, было не так. Вероятно, оно сместилось вверх через очень короткое время. Оно ужасало.

А еще был гром взрыва. Он отражался от скал и распространялся – не знаю, куда именно. Но казалось, он не прекращался ни на секунду. Не так, как обычное эхо от грома. Его эхо все разносилось и разносилось по Хорнаде-дель-Муэрто. Пока он не затих, было очень страшно.

Я хотел бы вспомнить, что́ сказал мой брат, но не могу – но мне кажется, что мы просто сказали: «Получилось». По-моему, так мы оба и сказали. «Получилось»[2731].

Директор «Тринити» Бейнбридж произнес подходящее случаю благословение: «Никто из тех, кто видел это ужасное и грандиозное зрелище, не сможет его забыть»[2732].

Бывший в базовом лагере Гровс «лично думал