оболваненный масонской пропагандой и искренне считающий Грифона воплощением зла. Другие будут сражаться за образ жизни: право грабить другие народы безнаказанно, иметь рабов, заниматься запрещённым в империи ростовщичеством. Ну и конечно же – безликое и безынициативное большинство, которое можно просто поставить в строй, не спрашивая согласия.

Битва пока откладывалась, стороны копили силы. Напасть сейчас? Общество не получило пока должную дозу пропаганды, моряки не освоили толком захваченные турецкие корабли, как не освоили ещё акваторию Средиземного моря, армия не восстановилась… Но, к сожалению, противник тоже не дремал.

Император боялся не столько вооружённых столкновений, сколько неожиданных ходов – эпидемии чумы, уничтожения его родных убийцами и всего в том же духе. Откровенно говоря, уверенности в победе не было.

Глава пятая

Англия слишком уж увлеклась вмешательством в жизнь другого государства – настолько, что даже революционный угар Франции уже не заслонял этот факт, французы закономерно возмутились, и… Количество английских агентов в высших эшелонах власти начало стремительно сокращаться. Разными путями: некоторых линчевал на улицах разгневанный народ, других вешали или гильотинировали после приговора суда, третьи «перекрашивались». Были и четвёртые, пятые…

Нельзя сказать, что Британия потерпела окончательное поражение, но галлы заметно воспряли духом, и герцог Померанский решил разыграть карту «национального самосознания». Риск – поскольку он тоже заметно «откусил» от Франции… Но Англия враг для галлов давний, можно сказать – проверенный. Тем более что Рюген забрал у французов Эльзас с Лотарингией, которые сами же французы не привыкли ещё считать своими. Англичане же захватывали французские колонии, а это лишало прибыли великое множество акционеров; уничтожали французский флот без всякого объявления войны; перехватывали торговые французские суда и делали столь же привычные для себя вещи.

«Добил» галлов тот факт, что в Британии начали формировать части из эмигрантов-французов. Прямо об этом не говорилось, но особо и не скрывалось – эмигранты должны были пойти первым эшелоном во время английского десанта во Францию…

– Прямо так и обещают? Вернуть королевскую семью на трон, привилегии дворянам и себе почти ничего? О Франции пекутся? – недоверчиво спросил Богуслав после слов агента, лично прибывшего из Альбиона.

Агент – симпатичный валлиец средних лет, очень улыбчивый торговец рыбой, без особого стеснения пожал плечами. Потомок одного из знатных валлийских родов, он имел «неоспоримые права» на один из многочисленных престолов Уэльса[512]. Трон был потерян ещё до прихода ненавистных англов, да и те потом не признали за его родом даже дворянских прав[513]. Пятнадцать лет назад потомок королей почти не вспоминал о своём происхождении и в валлийские патриотические организации входил только «краешком». После того, как на него наткнулся один из самых лучших агентов Трауба, он быстро уверовал в своё особое, несомненно, великое предназначение и теперь являлся одной из ключевых фигур валлийского движения Сопротивления.

– Могут и обещать, – отпустив агента, медленно сказал попаданец сыну, припоминая действия англичан в своём времени. – «Обещать – не значит жениться».

– Умом-то я это понимаю, – прошипел Богуслав, – как понимаю и то, что у них нет чести. Но неужели людям не понятно, что это ложь? Ведь англы постоянно предают своих союзников…

– Людям свойственно обманываться, – философски заметил император, – да и англичане… Они далеко не дураки и умело играют на эмоциях. Обещали, но не выполнили? Ну так ситуация изменилась… Понятно, что на одной лжи далеко не уедешь, но когда она подкрепляется английскими агентами при дворах, военным давлением, шантажом…

Возмущенный наследник слушал рассуждения отца, крепко сжимая подлокотник кресла. Когда тот замолк, Богуслав ненадолго задумался и рассмеялся зло.

– Перестарались они с ложью – слишком много и слишком грубо, концентрация излишне высока, работать метода перестаёт.

– Не перестаёт, – вздохнул Рюген, – если только на время…

– А нам и надо на время! Вон, сам вспомни – переселенцы из Европы едут к нам, считая при этом, что ты настоящее чудовище. Перестарались… слова английские повторяют, ан веры им уже нет… Зато мы – ни разу ведь не солгали! Преувеличивали или что-то преуменьшали… Но никогда не лгали! В итоге теперь мы можем сказать, что луна квадратная, и нам поверят.

– Ты понял суть правильной пропаганды, – чуточку печально улыбнулся император.

На волне недовольства Жан-Франсуа Ребель перехватил власть над Конвентом и стал единоличным правителем. Его мало кто любил: слишком он был фанатичным, слишком ограниченным и не признающим компромиссов. Но в качестве переходной фигуры, для консолидации французов под одним знаменем, более подходящей личности просто не нашлось – одних выбили при бесконечных «чистках», другие имели потенциал, но были незнакомы широкой публике.

Ребель взялся за дело рьяно, прежде всего начав наводить порядок на флоте и в войсках – как умел, то есть казнями… Но тем не менее справился, французский флот вновь стал боеспособным, хотя и не слишком, очень уж много специалистов было выбито благодаря англичанам.

Британцы тоже не сидели на месте, достаточно активно противодействуя возрождению маломальского порядка у галлов. Единственное – лорды Адмиралтейства в данном случае решили прежде всего набить карманы и уже потом думать об Англии. Потому приоритет отдавался операциям по перехвату караванов, везущих трофеи из разоряемой Италии.

Лорды в итоге обогатились нешуточно, но настроили против себя буквально всю французскую верхушку: таких денег лишили!

К 1796 году начались уже не отдельные столкновения рот и батальонов на чужих территориях, а полноценные сухопутные и морские сражения. По результатам сражений было видно, насколько «просела» французская армия, которая сейчас при равных силах практически всегда проигрывала англичанам. Флот держался заметно лучше, и если бы не ранее проведённые британцами диверсии по уничтожению лучших французских капитанов и судов, то, пожалуй, термин «Владычица морей» от Англии бы однозначно ушёл. Но, увы, постепенно флот Франции сдавал свои позиции – не в последнюю очередь потому, что экономика страны была далека от идеала.

Венедия и Империя выступили в данном конфликте на стороне франков, а точнее – против англичан. Поправка существенная, потому как какого-либо договора заключать не стали, помешала фанатичность Ребеля.

И тем не менее…

– Выдвигай время от времени Балтийский флот на позиции, – приказал император Святославу, – в бой не вступай… Точнее – первым не атакуй, и не провоцируй.

– Ну и зачем? – недовольно спросил сын. – Могли бы вместе навалиться на бриттов, да задавить их.

Игорь демонстративно закатил глаза – Святослав сегодня продемонстрировал вопиющее нежелание думать…

– А зачем – вместе? – ядовито