– Извини, об этом я не подумал. Просто так приятно было ощутить на своем лице дуновение свежего воздуха. В больнице так усердно топили, что я задыхался, а в Лондоне воздух всегда какой-то несвежий. Не говоря уже о шуме уличного движения.

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

Она закрыла старое подъемное окно и постояла минутку, глядя на улицу. Небо было дождливое, затянутое облаками. Недавно прошел ливень, и теперь все предвещало новый. На дорожках поблескивали лужи, капли срывались с голых ветвей и падали в зимнюю траву лужайки. Ветер, завывая, бился о стены дома, и стекла дребезжали под его напором. Джудит отвернулась от окна, подошла к двуспальной кровати Бидди и облокотилась о ее медную перекладину.

– Как спалось?

– Неплохо.

Он приподнялся и сел, его длинные пальцы обхватили горячую кружку; под одеялом выступили колени, на лоб упала черная прядь.

– Когда я проснулся, было еще темно. Я лежал и смотрел, как светлеет небо. Мне надо было встать к завтраку?

– Нет, я же сказала тебе вчера. Я тебя побеспокоила только потому, что еду сейчас за продуктами в Пензанс и подумала, не нужно ли тебе что-нибудь купить.

– Сигарет.

– Хорошо.

– И мыла для бритья.

– В тюбике или в чашечке?

– А еще можно достать чашечки?

– Попробуем.

– Тогда мне понадобится кисточка.

– Это все?

– Думаю, да. Я дам тебе деньги.

– Не надо. Рассчитаемся, когда приеду. Я долго не задержусь, вернусь к обеду. Филлис испекла пирог с кроликом. Ты ешь крольчатину?

– После девонских «пирожков с мясом» я могу есть все что угодно.

Она рассмеялась.

– Вставай, когда встанется. Прими ванну, если хочешь. Утреннюю газету я положила в гостиной. И разожгла камин. – Она подошла к двери и открыла ее. – Увидимся.

– Пока.

Когда она вернулась, в кухне приятно пахло пирогом с кроликом, а Филлис ставила на плиту кастрюлю с брюссельской капустой. Джудит опустила тяжелые корзины с покупками на край стола и стала их разгружать.

– Я достала свежей скумбрии, можно будет приготовить ее на ужин. И мозговую кость для супа. И получила наши нормы сахара и сливочного масла. Кажется, они уменьшаются с каждой неделей.

– А у мистера Каллендера есть продовольственная карточка?

– Сомневаюсь. Надо будет у него спросить.

– Она ему понадобится, – предупредила Филлис. – Такой рослый мужчина, он съест вдвое больше нас.

– Придется пичкать его картошкой. Он встал?

– Да. Зашел поздороваться, потом погулял в саду, а сейчас сидит в гостиной с газетой. Я велела ему следить, чтобы огонь не угас, подкладывать время от времени новое полено.

– Как он тебе с виду?

– Худоват, по-моему. Бедняга! О том, что он пережил, лучше не думать.

– Да.

Джудит выложила на стол все продукты, осталось только то, что она купила Гасу. Она сложила все это в потрепанный бумажный пакет и направилась в гостиную. Уютно устроившись в глубоком кресле Бидди, Гас читал газету. Когда вошла Джудит, он отложил ее.

– Меня уже совесть мучает: я так обленился.

– Тебе сам Бог велел. Хочешь чего-нибудь выпить? У нас, кажется, есть бутылка пива.

– Нет, спасибо.

– Вот то, что ты заказывал.

Она села на табурет у камина и стала подавать ему одну за другой свои покупки.

– Мыло для бритья «Ярдли» с запахом лаванды, в кедровой чашечке, так-то вот! Их завезли к Рождеству, и аптекарь достал для меня из-под прилавка. И кисточка из барсучьего волоса… Сигареты… А это – подарок от меня…

– Джудит! Что это?

– Посмотри.

Это был большой, увесистый сверток в белой бумаге, перевязанный шнурком. Гас положил его себе на колени, развязал шнурок, разорвал бумагу и обнаружил внутри толстый блок плотной рисовальной бумаги, коробку карандашей, набор красок в черном эмалированном футляре и три тонкие кисточки из собольего волоса.

Джудит торопливо начала оправдываться:

– Я знаю, сейчас тебе не хочется рисовать, но я уверена, что скоро все изменится. Надеюсь, ты не будешь сердиться на меня за такой подарок. Бумага, может быть, не настолько хороша для тебя, но это лучшее, что пока есть…

– Бумага превосходная, прекрасный подарок! – Подавшись вперед, Гас положил руку ей на плечо, притянул к себе и поцеловал в щеку. – Ты прелесть. Спасибо.

– Я больше не буду командовать.

– Я ничего не имею против такого командира.

Они втроем пообедали в теплой кухне, и после пирога и сливового компота со сливками Джудит и Гас надели непромокаемые куртки и отправились на прогулку. Но не к морю, а дальше по склону в направлении, противоположном Роузмаллиону, по дороге, уходящей в поля. Потом, свернув с дороги, углубились в пустошь, заросшую зимней травой и коричневым орляком с островками вереска, по извилистым овечьим тропам стали подниматься к вершине холма. Тени облаков, бегущих с моря, гнались за ними по пятам, в небе носились чайки и кроншнепы, и, когда они наконец вскарабкались по камням и встали на вершине, вокруг них сомкнулся горизонт и под ногами раскинулась вся округа.

Домой они возвращались другим путем, и прогулка из-за этого очень растянулась. Когда они зашли наконец в ворота Дауэр-хауса, на часах было уже полпятого и начинало темнеть. Анна вернулась из школы и, сидя за кухонным столом, добросовестно корпела над уроками. Когда они вошли, обветренные и изнуренные, она положила карандаш, подняла голову и с любопытством уставилась на незнакомца, который приехал к ним в гости и о котором она столько слышала от своей матери.

Филлис поставила чайник.

– Вы загулялись. Должно быть, еле держитесь на ногах.

– Непривычно гулять без Мораг. Нам надо будет завести свою собаку. Привет, Анна! Познакомься с Гасом Каллендером. Вы ведь еще не виделись?

Разматывая кашне, Гас улыбнулся девочке:

– Здравствуй, Анна.

На Анну напала застенчивость.

– Здравствуйте.

– Чем занимаешься?

– Готовлю уроки. Математику.

Он выдвинул стул и сел рядом с ней.

– Задачи с деньгами… Они всегда были труднее всего…

Филлис намазывала маргарином ломтики шафранного хлеба.

Не поднимая глаз, она сообщила:

– Звонил Джереми Уэллс, из Нанчерроу.

У Джудит невольно екнуло сердце, и она разозлилась на себя – надо же быть такой дурой!

– Что он хотел?