косил (это было всегда, когда он нервничал), а потом заявил: «Они с такой задачей не справятся». Тогда я спросил: «А кто справится?» Он заметил, что надо проводить крупномасштабную боевую операцию. И все началось сначала: я напоминал Наджибулле, что почти восемь лет занимались этим бесполезно и что упущенные моменты сближения – это ошибка руководства страны, а в настоящее время, хотя на пути и много острых позиций, еще не поздно это сделать во имя интересов афганского народа и «политики национального примирения». Соглашаясь со всеми предложениями, Наджибулла не мог даже представить себе, что он должен идти на компромисс (для него это открытое унижение) с лицом, которое он патологически не переносил уже много лет. Являясь умным человеком, он понимал, что никакая операция ничего не даст. Это настроение поддерживалось и даже подогревалась со стороны руководителей КГБ и МИД СССР, что делало для нас ситуацию еще более сложной. Находясь в стороне от организации и проведения боевых операций и имея о них весьма общее представление, они «рекомендовали» сделать то-то и то-то для создания благоприятных условий руководству Афганистана после вывода наших войск. В то же время они не давали через свою агентурную сеть даже приблизительного расположения штаб-квартиры Ахмад Шаха. Да и сделать этого не могли, потому что последний больше двух-трех дней на одном месте не находился, а когда накалялась обстановка, то менял свою личную дислокацию ежедневно. Но время шло неумолимо. Сроки вывода наших войск согласно Женевским соглашениям приближались. А накал страстей повышался. Теперь у меня, Оперативной группы Минобороны и руководства 40-й армии проблемы были не только с оппозицией и ее бандами, но и с руководством Афганистана и даже с нашим руководством. Однако первый этап вывода войск 40-й армии в соответствии с Женевскими соглашениями мы все-таки провели, причем без сучка без задоринки – все вышли целыми и невредимыми. Важно, что многое в плане наших предложений о сосредоточении усилий Вооруженных сил РА было все-таки выполнено. Во всяком случае, гарнизоны правительственных войск, которые с нашим уходом оставались беззащитными, выводились в районы, где уже дислоцировались крупные силы. При этом серьезных проблем с размещением этих войск не возникало. Возникали лишь проблемы с созданием властных структур из числа лиц местных авторитетов. Но этого и следовало ожидать. Однако провокаций со стороны наших афганских друзей мы, конечно, не ожидали, а они все-таки проявились. Расскажу о двух случаях. По просьбе Наджибуллы наше руководство приняло решение о том, чтобы силами советских войск для афганских Вооруженных сил были повсеместно созданы как минимум трехмесячные запасы боеприпасов, горючего и продовольствия. Надо так надо! Стали создавать. Специально для руководства и решения этих вопросов в нашем Генштабе была организована группа специалистов-офицеров под руководством генерал-лейтенанта Гапоненко, которая во взаимодействии с нашей Оперативной группой МО и руководством 40-й армии проделала исключительную работу. Фактически создавались запасы более чем на три месяца для каждой части и соединения афганской армии в пункте их дислокации. Оформлялись же документы только на три месяца. Несмотря на это, в ряде крупных гарнизонов, которые мы уже считали по этим вопросам «закрытыми», то есть все необходимое завезено, а документы, подписанные двусторонне, были и у нас, и у них на руках, вдруг «выяснилось», что якобы вышло недоразумение и фактически лишь сделаны месячные запасы (а кое-где и этого вроде не было). Это у нас вызывало возмущение. И хоть в ряде случаев, чтобы не обострять обстановку, мы довозили якобы недостающие запасы, но я вынужден был провести жесткое объяснение с Наджибуллой.

– Я верю своим подчиненным, – сказал мне Наджибулла.

– Так и я верю своим офицерам. Однако у нас имеются документы, составленные на русском языке и дари с росписями, что ясно подтверждает – все вопросы решены.

– А мне говорят, что допущены ошибки, – упорствовал Наджибулла.

– Это ложь, а не ошибки. Лица, которые вам это докладывают, или являются расхитителями, или они работают на оппозицию. И если вы немедленно все это не пресечете, то я вынужден буду официально докладывать об этом в Москву, в том числе о том, что руководство Афганистана мер не принимает, и советские войска вынуждены прекращать все поставки в Вооруженные силы Афганистана.

Наджибулла обещал навести порядок. Однако, изучив его хорошо за многие годы, я чувствовал, что в ряде случаев он мог сам быть инициатором такого шага – представляется последний шанс воспользоваться советскими силами, поэтому надо не упустить его. Хотя, конечно, все можно было делать благородно, открытым путем. Тем более что никто из нас на формальные позиции не становился.

Или взять случай с перевалом Саланг. Ахмад Шах после нашей договоренности через разведчиков фактически не препятствовал провозу никаких грузов ни частями 40-й армии, ни правительственными войсками. Однако, чтобы создать накаленную обстановку непосредственно вокруг Ахмад Шаха и тем самым «вынудить» советские войска проводить против него операции, определенные силы вокруг Наджибуллы занимались распространением различных слухов.

Однажды в ноябре 1988 года на очередном заседании Ставки ВГК начальник Генерального штаба афганской армии генерал-лейтенант Асеф Делавар, глядя себе в тетрадь, начал докладывать о тяжелейшей обстановке, которая сложилась на Южном Саланге. Якобы банды Ахмад Шаха уничтожают или уводят в горы все правительственные колонны, весь Южный Саланг забит сгоревшими машинами. А вот советские войска никто не трогает. Все это происходит сейчас, когда советские войска полностью еще не ушли, а что будет после этого?! Все кругом молчали, потупив взгляды, уставившись в свои карты. Один министр обороны генерал-полковник Шахнавлаз Татай хитровато улыбался в свои пышные усы. Но главное – никто не смотрел мне в глаза. Я понял, что разыгрывается сценка, и сделал заявление: – Товарищ президент! Учитывая сложность ситуации, о которой доложил начальник Генерального штаба, и имея в виду, что у меня имеется полярно противоположная информация, то есть налицо противоречия, считаю целесообразным выехать на место и лично убедиться, что же все-таки там происходит. Я выезжаю туда завтра утром, а вас прошу позволить выехать туда начальнику Генштаба. Мы вместе на одной машине все отследим и на Ставке доложим результаты. Мое предложение было крайне неожиданным, но не согласиться с ним было нельзя. И Наджибулла дал начальнику Генштаба соответствующее распоряжение. Одновременно я попросил, чтобы дали команду на запуск колонны правительственных войск, особенно груженых, чтобы завтра можно было наблюдать их на Саланге. Как и следовало ожидать, ничего угрожающего на маршруте не произошло. Дорога была совершенно чистой. Мы ехали с начальником Генштаба армии РА на бронированном уазике. Хорошо, что начальник автомобильной службы Министерства обороны генерал-полковник Попов позаботился о