Прибывший сюда с поручениями от князя Дондукова-Корсакова управляющий его гражданской канцелярией генерал-майор Домонтович изображает положение дел в Болгарии и Румелии вовсе не в тех черных красках, в каких оно представлялось нам по письменным донесениям и газетным известиям. По словам его, болгары даже в Забалканском крае уже довольно оперились, чтобы не бояться новой реакции со стороны мусульманской части населения. Устройство земского войска, местной полиции, судебной части, школ идет, как видно, весьма успешно.

25 августа. Пятница. В среду после доклада я отправился навестить мою семью в Симеизе и пробыл там до 4 часов следующего дня. К вечеру четверга мне следовало возвратиться в Ливадию, чтоб успеть пересмотреть привезенные фельдъегерем из Петербурга бумаги прежде часа, назначенного для отплытия государя с ялтинского рейда в Севастополь. Яхта «Ливадия» тронулась в 11½ часов вечера, и сегодня рано утром мы прибыли в Севастополь, где находились уже полки Преображенский и Семеновский в полном составе. Полкам этим назначен был смотр в 9 часов утра. Разумеется, государь отнесся к ним еще благосклоннее и задушевнее, чем ко всем другим; много раз благодарил, поздравлял, назначил разом четырех новых флигель-адъютантов (полковника графа Граббе, капитанов Рейтерна, Рокасовского и Попова). Смотр окончился ранее 11 часов, и немедленно же мы отчалили от Графской пристани, а к 4 часам дня были уже снова на ялтинском рейде.

Во время вечернего собрания подали государю, сидевшему за карточным столом, телеграмму великого князя Михаила Николаевича с известием о занятии Батума нашими войсками. В 11 часов утра (сегодня), как было условлено, генерал-адъютант князь Святополк-Мирский вступил в город с несколькими батальонами. Всё совершилось спокойно и в порядке.

Известие это, конечно, весьма обрадовало и государя и всех присутствующих. До сих пор Батум оставался у нас чем-то вроде кошмара; теперь, кажется, должны устраниться и последние наши опасения в неисполнении турками условий Берлинского трактата. Можно надеяться, что и в Европейской Турции улягутся пугавшие нас смуты; по крайней мере замыслы гнусной комиссии по родопским делам обратились уже в пуф. Заключительный протокол подписан только делегатами Турции и Англии, да самим сочинителем этого памфлета (французом). Прочим же делегатам послы запретили подписывать эту бессовестную [и смешную] белиберду.

30 августа. Среда. Провел в Симеизе воскресенье и утро понедельника; вечером того же дня возвратился в Ливадию; нашел груду бумаг, привезенных фельдъегерями из разных мест. Вчера имел обычный свой доклад, а потом совместно с Гирсом читались полученные дипломатические известия.

Вечером того же дня полковник Фуллон принес мне конверт с высочайшим рескриптом о пожаловании мне графского достоинства. Эта новая награда была для меня совершенною неожиданностью; откровенно говоря, она не доставила мне особенного удовольствия. Тем не менее я почел долгом немедленно явиться к государю для принесения благодарности. Рескрипт написан в самых лестных выражениях; полагаю, что редактором его был граф Адлерберг.

Сегодня в Ливадии большой съезд для поздравления государя. Приехали многие из начальников гвардейских войск, высаженных в Севастополе. Государь снова собирается туда, чтобы видеть эти войска.

3 сентября. Воскресенье. Симеиз. В последние дни я завален массою поздравительных телеграмм, на которые с трудом успеваю отвечать: одни полуофициальные от разных начальствующих лиц и подчиненных, другие – частные от приятелей и знакомых. Можно подумать, что те и другие более радуются моему новому титулу, чем я сам и моя семья.

В четверг и в пятницу доклады Гирса по иностранной политике (или, вернее, обычное чтение полученных телеграмм и депеш) происходили не в кабинете государевом, а на балконе императрицы [которая постоянно следит за внешней политикой и прочитывает дипломатическую переписку. Теперь признано более удобным, чтобы она лично присутствовала при докладах и чтениях Гирса.] При этом бывает и граф Адлерберг, который отчасти исполняет обязанность чтеца; я же присутствую в качестве слушателя. Здоровье императрицы всё еще очень непрочно; она слаба, кашляет и, вдобавок, начала чувствовать лихорадочные явления. В четверг, кроме утреннего чтения, я приглашен был и к обеду в собственные покои императрицы.

В политике не произошло ничего примечательного; продолжаются всё те же проделки англичан, которые решительно забрали Турцию под свою опеку. Из всех больших держав одна лишь Англия и теперь дала уклончивый ответ на предложение Берлинского кабинета общими силами принудить Турцию к исполнению постановлений Берлинского конгресса. Лондонский кабинет находит преждевременным подобное вмешательство западных держав. Дело в том, что Англия теперь проводит собственные свои планы, которые, конечно, ближе ей к сердцу, чем интересы Греции, Австрии или христианского населения Турции. Чтобы провести свои собственные цели, особенно в отношении Малой Азии, Лондонский кабинет не только не перечит Порте в других вопросах, но даже поддерживает и поощряет ее к пассивному сопротивлению.

Однако же Англии не удалось воспрепятствовать уступке нам Батума – собственно только из-за нашего энергического образа действий. Дела наши в том крае пока обошлись весьма благополучно; со стороны местного населения, даже магометанского, вовсе не видно того враждебного к нам расположения, которым нас пугали. Теперь приступили к отводу войск из Эрзерума и Алашкартской долины. Затруднение встречается только в том, что христианское население очищаемых нами областей Турции неудержимо стремится к переселению в наши пределы[33].

В пятницу на ночь мы отправились на пароходе «Ливадия» в Севастополь, где утром 2 сентября представились на смотр государя гвардейские полки Уланский и Драгунский, гвардейская Донская батарея, а также Орловский пехотный полк и один батальон Елецкого полка, геройски выдержавшие страшную стоянку на Шипке. К 4 часам того же дня мы возвратились в Ливадию, и я поспешил уехать оттуда в свой тихий приют симеизский.

10 сентября. Воскресенье. Опять пишу в своем Симеизе. Вся неделя прошла без всяких примечательных фактов. В Ливадию приезжали генералы Радецкий и Никитин: первого принимали при дворе особенно любезно – как героя Шипки; а второй приехал за получением инструкций по случаю назначения его в Бухарест вместо генерала Дрентельна. Последнего предполагается назначить начальником III Отделения, то есть шефом жандармов. Назначение это решено вопреки моему мнению, не раз выраженного о том, что генерал Дрентельн, при несомненных достоинствах [как генерал и человек] не будет тем не менее соответствовать условиям предназначаемой ему должности. Увидим, что получится.

Войска продолжают прибывать из портов Мраморного моря в Одессу, Николаев и Севастополь. Государь собирается опять ехать в последний из этих портов для смотра прибывших туда трех полков 9-й дивизии и ожидаемых гренадер. Между тем в Ливадию ожидают прибытия самого главнокомандующего генерала Тотлебена вместе с послом князем Лобановым.