18 октября. Среда. После чтения в кабинете императрицы вновь полученных дипломатических депеш было совещание по афганским делам. Участвовали в нем, кроме Гирса и меня, граф Шувалов и генерал-майор Столетов. По полученным из секретных источников сведениям, англичане намерены сделать попытку мирного разрешения дела с афганским эмиром. Тем лучше для нас. Поэтому решено, чтобы генерал Кауфман присоветовал эмиру действовать примирительно во избежание войны… Граф Шувалов принял на себя войти в переговоры в Лондоне с целью отклонить войну между Англией и Афганистаном, возобновив прежнее наше с Англией соглашение, основанное на сохранении независимости Афганистана.

Обедал я, как и вчера, в комнатах императрицы, а вечером был в спектакле, в котором актерами были солдаты конвойной гвардейской роты.

20 октября. Пятница. Утром происходило у государя непродолжительное совещание: Гирс прочел проект инструкции графу Шувалову для объяснений его с графом Андраши в проезд через Вену и с князем Бисмарком в Берлине. Граф Шувалов получил сверх того словесные пояснения от самого государя. Главной целью предстоящих свиданий с обоими канцлерами поставлено прощупать настоящее настроение Венского кабинета, чтобы убедиться, есть ли возможность восстановить желаемое князем Бисмарком прежнее единство в действиях трех империй в отношении Турции.

Перед завтраком была панихида по случаю годовщины смерти императрицы Александры Федоровны; а после завтрака всё ливадийское общество было приглашено великими князьями на чай, на Эреклике, в виде последней прощальной прогулки перед отъездом. Я не участвовал в этой прогулке по случаю приезда сюда из Симеиза жены моей и сына.

24 октября. Вторник. В субботу, 21-го числа, великие князья Сергей Александрович и Павел Александрович отправились около полудня на пароходе «Ливадия»; первый – через Одессу в Кобург (к сестре своей великой княгине Марии Александровне Эдинбургской), а второй – через Севастополь в Петербург. В Ялте проводы были великолепные. С ними же отправились и граф Шувалов и генерал-майор Столетов (получивший отпуск за границу).

После доклада и завтрака отправился я в Симеиз вместе с сыном и провел там воскресенье и понедельник. От приезжих гостей узнал о несчастии, постигшем яхту «Ливадия». В ночь на 22-е число, в сильный туман, яхта наткнулась на подводный риф у Тарханкутского маяка и поднявшимся сильным волнением поставлена была в опасность. Великий князь Сергей Александрович, все другие пассажиры и экипаж успели добраться до берега в катерах; но вещи перетаскивали уже с большим трудом по канатам. Посланные на помощь пароходы из Севастополя и Одессы не могли подойти к пострадавшей яхте, которая всё еще и теперь бьется о камень. Великий князь и прочие пассажиры должны были ехать на лошадях через Евпаторию в Симферополь, где сегодня вечером и сели на железнодорожный поезд. Жаль прекрасную яхту, которая должна сильно пострадать.

По известиям, полученным от Тотлебена, вся поднятая тревога о болгарских шайках и болгарском восстании оказывается новою выдумкой наших друзей турок и англичан.

Если и появились шайки, то вне пределов занятого нашими войсками пространства и состоят они преимущественно из мусульман, нападающих на христианское население. Нельзя хладнокровно переносить такую постоянную, систематическую ложь и клевету.

Между тем делимитационная болгарская комиссия прибыла в Силистрию и приступает к проведению новой границы Румынии к югу от Добруджи. Полковник Боголюбов доносит, что румыны сильно интригуют, чтобы им уступлена была Силистрия или по крайней мере граница их начиналась при Дунае от самой крепости. Боголюбов настаивает на точном выполнении постановления Берлинского конгресса, все же прочие члены комиссии против него и поддерживают притязания румын. Сами министры Братиану и Когэлничану прибыли в Силистрию, чтобы действеннее [интриговать и] влиять на комиссию.

31 октября. Вторник. В течение недели ничего не случилось замечательного. Политическое положение по-прежнему неопределенно; переговоры с Портой о передаче Подгорицы черногорцам не подвинулись ни на шаг. Князь Дондуков-Корсаков получил разрешение прибыть в Ливадию.

8 ноября. Среда. В истекшую неделю прежний застой в политике и прежнее однообразие в нашей ливадийской жизни. В воскресенье возвратился из Петербурга граф Адлерберг и приехал доктор Боткин, которого ожидали с нетерпением, чтобы решить вопрос о том, куда императрице ехать на зиму – в Петербург или за границу. Боткин, как умный человек, решил ехать в Петербург, к великому удовольствию самой императрицы и окружающих ее, за исключением, однако же, А. Н. Мальцевой, которая сильно интриговала, чтобы уехать с императрицей за границу.

Вернувшись в понедельник вечером из Симеиза в Ливадию, я узнал, что уже назначены дни выезда государя – 17-го числа, приезда в Москву – 19-го и в Петербург – 22-го. Императрица же продлит свое пребывание здесь еще несколько дней после отъезда государя и прибудет в Петербург только к 1 декабря. Бóльшая часть ливадийского общества радуется предстоящему отъезду из Крыма, а я чуть не плачу, покидая этот благодатный климат.

Осень стоит чудесная: 5 и 6 ноября я гулял с дочерьми по горам около Симеиза в летнем кителе до 6 часов вечера!

Вчера рано утром приехал сюда князь Дондуков-Корсаков. Можно было ожидать, что ему достанется сильная головомойка за безрассудную его болтовню, наделавшую нам много хлопот и возбудившую общее недоверие к нашим политическим видам. Однако же, по-видимому, всё ограничилось мягким упреком: Дондуков вышел от государя с всегдашнею своею улыбкой и веселой развязностью. Он так же много говорит, как и прежде, и нисколько не кажется смущенным. Это человек более «салонный», чем деловой [более легкомысленный, чем даровитый]. Он всё еще не может переварить Берлинский трактат и продолжает сомневаться в возможности его исполнения относительно болгарского вопроса.

С ним приехал генерал-майор Домонтович. Это человек дельный, с хорошим направлением, но узким взглядом политическим. Из разговоров, которые я имел с обоими вчера и сегодня, можно заключить, что они считают вопрос о Южной Болгарии (так называемой Восточной Румелии) неразрешимым.

Оба дня князь Дондуков обедал у их величеств, за обедом рассказывал много анекдотического; но серьезного совещания по делам еще не было. Сегодня утром государь позвал нас (Гирса, графа Адлерберга и меня) довольно поздно, и времени едва достало только на прочтение (в присутствии императрицы) депеш, полученных из Вены от графа Шувалова и Новикова. Первый описывает свои разговоры с графом Андраши в Пеште и подтверждает то, что мы уже знали в общих выражениях из телеграммы: положение графа Андраши перед палатами, особенно венгерскими, так поколеблено, что он не смеет даже показать открыто свое желание действовать заодно с нами. Рядом с уверениями его, равно как и самого императора Франца-Иосифа, о дружественном расположении к нам мы встречаем от Австро-Венгрии только затруднения по всем вопросам и никакой действительной подмоги.

Андраши не хочет понять затруднительности нашего положения, заставляющего нас против воли отсрочивать возвращение нашей армии из-за Балкан. Он, вместе с английскими посланниками, видит неисполнение Берлинского трактата только с нашей стороны, не признавая причины тому в неисполнении Портой условий того же договора. В особенности упорно отвергают наше требование заключить отдельный акт об утверждении условий Сан-Стефанского договора, которых не коснулся Берлинский конгресс. Мы знаем, что английский посол в Константинополе имеет инструкции настойчиво отклонять Порту от подписания с нами этого договора, без которого мы, со своей стороны, не можем считать мир с Турцией окончательно заключенным.