Похоже, он совсем запутался в своих мыслях. Да еще как!

Слава богу, Джейми всегда начинал болтать, когда Лашемом овладевала задумчивость. Он отвлекал друга от ненужных и навязчивых мыслей.

— Чего она хотела от тебя той ночью? — Джейми нарочно понизил голос, хотя в этом не было никакой необходимости, поскольку рядом с ними не наблюдалось никого, кто бы мог подслушать их разговор.

— Она хотела спросить меня кое о чем. — Лашем произнес это твердым и жестким тоном, подобный тон отбил бы желание расспрашивать его дальше у любого другого, но только не у Джейми.

— О чем же она хотела тебя спросить? Да еще в столь поздний час?

— Между прочим, точно такой же вопрос я мог бы задать тебе, — буркнул Лашем. — Я возвращаюсь домой поздно ночью и нахожу тебя там лежащим на диване и пьющим мой ликер.

Джейми шутливо пихнул друга локтем в бок:

— Не пытайся сменить тему и уйти от вопроса. Ты же знаешь, со мной это не пройдет.

Лашем тяжело вздохнул. Он действительно хорошо знал Джейми. Если тому хотелось что-то выяснить, он не отставал до тех пор, пока не добивался своего.

Что же можно сказать Джейми, чтобы сразу удовлетворить его любопытство? Что она увидела в нем человека, а не аристократического чудака? Нет, так говорить нельзя. Или сказать следующее: ей понадобилось узнать, почему он вдруг оказался там, где и она… Нет, так тоже нельзя. Джейми сразу задал бы ему кучу всевозможных вопросов. Так же нельзя ничего говорить об их договоренности насчет общего участия в рискованных поездках по Лондону.

А о том, что он ее поцеловал, не стоило даже заикаться.

— Черт тебя побери, Джейми! Ты же знаешь меня, я не могу рассказать тебе ничего такого, что выходило бы за рамки приличий.

Джейми хлопнул его по плечу:

— Вот именно, Лаш! И она — именно то, что тебе необходимо. Не волнуйся, мне вовсе не так уж нужно знать, что она хотела, но если тебя мучит желание поделиться со мной, то я весь к твоим услугам. Но больше всего мне бы хотелось узнать другое, а именно то, что делал ты. Надеюсь, ты вел себя неприлично?

— Разве можно так шутить? — Лашем вдруг замялся. Он вспомнил, что тогда произошло и о чем они потом договорились. Ничего подобного раньше он не делал, а это означало… Черт, неужели Джейми прав?! — Хватит об этом. Лучше скажи, как поживает твоя матушка?

— Ага, меняем тему, выбирая самое мощное оружие из твоего арсенала. Прекрасно поживает. Она в восторге от того, что я вернулся домой. Однако все время спрашивает меня, когда я собираюсь уехать. — Джейми вздохнул и с притворно сокрушенным видом скрестил руки на груди. — И почему родителей так часто волнует один и тот же вопрос: когда приедет или уедет от них их ребенок? Едва я вошел в дом, как она тут же спросила меня, скоро ли я уеду. Всякий раз, когда я ухожу из дома, она спрашивает меня, когда я вернусь. Ради разнообразия она могла бы задавать те же самые вопросы, но в обратном порядке.

Лашем пожал плечами:

— Не знаю, что тебе сказать. Я ведь давно потерял родителей.

Джейми поморщился:

— Прости, я сказал, не подумав.

Лашем небрежно махнул рукой:

— Пустяки, это случилось так давно, что не стоит говорить об этом.

Впрочем, это было не так уж и давно, но боли он не испытывал. Его родители умерли от холеры в течение недели — один за другим. Лашема тогда не было дома, он находился в школе, и ему было запрещено возвращаться домой до тех пор, пока эпидемия не пойдет на спад.

Принято считать, что люди его класса — титулованные, богатые — невосприимчивы к болезням, которые в буквальном смысле опустошали районы Лондона, где ютились самые бедные и обездоленные, те самые районы, куда он начал ездить вместе с Маргарет. Увы, перед болезнью все равны, и бедные и богатые, и знатные и простые люди.

В то время Джейми был рядом с ним, поддерживая друга как умел. Уже за одно это — а было еще много всего — Лашем был глубоко ему благодарен.

Хотя в последнее время Лашем понял, что у его благодарности есть границы. Его раздражало, что Джейми заявляется к нему домой, когда хочет, и пьет его бренди. Тем не менее он был готов прийти к Джейми на помощь в любое время и по первой же его просьбе.

— Нет, стоит. — Джейми сказал это твердо и решительно. — Невозможно примириться со смертью родителей, и в тот самый момент, когда это только произошло, причем абсолютно внезапно, и позже. Прошу извинить меня, я был крайне бестактен.

Лашем обернулся к другу. Ему захотелось обнять Джейми. Его переполняло настолько огромное чувство благодарности, что он не мог выразить его словами. Лашем не привык давать волю своим чувствам, однако в его душе возникло что-то новое, искавшее и требовавшее выхода. Не решаясь обнять друга, Лашем, тем не менее, был готов совершить любой безрассудный поступок: стукнуть кулаком изо всех сил или поцеловать кого-то — конечно, не Джейми.

— Спасибо.

И Лашем, и Джейми одновременно откашлялись, словно им было неловко, хотя на самом деле никто из них никакой неловкости не испытывал. Лашем знал, о чем сейчас думает Джейми, и если бы он мог почаще угадывать мысли друга, это было бы чудесно.

Лашем почти не умел проявлять свои чувства, но хотел, хотя бы на короткий срок, забыв о стеснявших его приличиях, научиться выплескивать их наружу, но без отягчающих последствий.

— Благодарю за игру. Это было так мило. Но мне надо оставить вас на некоторое время.

«Потому что герцог пригласил меня танцевать. Хотя многие из вас, кто сидит за карточным столом, должно быть, уже догадались об этом», — подумала Маргарет, собирая выигрыш в кучу и складывая золото в сумочку. Сегодня удача опять вернулась к ней.

Ей нравилась карточная игра, связанные с ней риск и азарт, крупные ставки щекотали нервы. Она словно ныряла с обрыва в воду с замирающим от волнения сердцем. Маргарет видела, что играет лучше других, она угадывала их ходы, комбинации — интуиция, основанная на трезвом расчете, ее не подводила.