в стороне, стоял и сам доктор Герберт Ньюман. Он нервно курил, смотря на здание. К нему-то и подошли Ганс и Лилиан.

— Док, что происходит?

— А, вижу ты нашел Лилиан, Ганс, поздравляю. Как вы, фройлен?

— Наплевать. Говорите, что происходит.

— Ладно, успокойтесь. Стоило один раз отправится домой поспать. Какой-то псих захватил больницу и взял почти всех пациентов в заложники. Подвел к дверям и решеткам на окнах напряжение, чтобы не смогли к нему пробраться. Сам же он, как говорят, вооружился оголенным проводом. Что он там делает, непонятно.

Ганс окинул глазами толпу.

— Это все пациенты, которым удалось выбраться?

— Да, — ответил доктор.

— Там внутри должен был остаться Катод.

— Я вам скажу больше, — перебил его доктор, — подозреваю, что это он и устроил. Среди больных только Кристиан Од обладает достаточными знаниями для электрических ловушек. Полиция хочет проникнуть внутрь через подвал. Будем надеяться, что его он не подключил к напряжению.

Тут двери больницы распахнулись и наружу вышел сам виновник торжества. Катод нашел свою старую одежду, поверх которой теперь висело множество проводов. На голове его располагался металлический шлем с множеством лампочек и контактов. В руке он держал два оголенных провода. Он вышел с видом победителя.

— Это реально он. Ужас, — прошептала Лилиан, — ужас.

— А теперь слушайте все, дорогие зрители, — раскатистым голосом заговорил Катод, — сегодня, у больницы доктора Ньюмана, вас ждет интересное представление. Мне раскроили мозг пополам, и каждая половина, каждое полушарие теперь требует своей доли в руководстве. С одной стороны, в моей голове бьется тысяча молний, а с другой — клубится розовый туман, непрерывно кричащий, пахнущий корицей. Я уже не человек. А кто из нас может этим похвастаться? Я просто коробка для двух дурацких сущностей. Серое вещество. Белое вещество. А где человек, а где я? Неужто все, чем мы являемся — союз двух, а может и больше, структур? Признаюсь честно, сам я в этом ничего не понимаю. Но сегодня я положу этому конец. Хватит, надоело. Черный человек намекнул мне, что меня должны убить, но оплошал. Вместо этого мне просто сломали жизнь. Ни на чем не могу сконцентрироваться. Левая рука хочет паять схемы, а правая — писать стихи. Самая настоящая гражданская война, только место сражений ни город, ни страна — тело. И вот, во мне с ожесточенностью бьются две энергии. Но я — гордый оккультист — верю, что тут победить может только одна энергия — электрическая!

С этими словами он стал подносить один оголенный кабель к другому. Металл почти что прошел в соприкосновение, когда правая рука вдруг дернулась и отодвинулась от левой. Катод явно не ожидал этого. Он стал усиленно подносить левую руку, но другая, словно дразня, удалялась все дальше. Началось не шуточное противостояние.

— Отдай, — кричал Катод своей же руке, — хватит игр!

Во время конфронтации одна нога его соскользнула со ступеньки вниз, и безумец упал с крыльца. Провода оказались на земле. Пара полицейских подбежали к нему и стали пытаться заламывать. И им успешно удалось обездвижить ему одну руку — правую. Это была роковая ошибка. Катод использовал секунду в своих целях. Зубами он взял один провод, а левой рукой перехватил второй, после чего тут же соединил. Посыпались искры. Полицейские отпрыгнули в сторону.

Шлем на голове электроокультиста искрился и дымился, а тело билось в конвульсиях. Резкий хлопок, и все затихло. Катод встал и снял с себя шлем.

— Все кончено, он мертв, — сказал оккультист, — а всего-то надо было пропустить достаточно электричества через правое полушарие.

После этих слов он рухнул на землю. Доктор подошел к нему, осмотрел и покачал головой.

— Смело, но опрометчиво. Он сжег себе мозги.

Вдруг послышался голос со стороны.

— Всего один день. Неплохая точность, — старческий голос одновременно вмещал в себя горечь и некое злорадство.

Это был Теодор Ольгерд Даврон. Он подошел к телу, раскланиваясь всем присутствующим. Лилиан и Ганс не стали смотреть на то, что было дальше. Они молча пошли прочь. Оба были поражены произошедшим.

— А ведь он справедлив в своем вопросе, — заговорила Лилиан, — где человек? Когда-то я думала, что мои знания и умения — неотъемлемые мои части. Но они все пропали. Я забыла все и теперь как пустышка брожу по миру. Умерла часть меня, или знания никогда ею не были.

— Вполне возможно, что человек — пазл из черт характера. Каждая деталь нашего существа определяет нас. Наши воспоминания, умения, привычки и предпочтения — такой мы удивительный комплекс.

— Я не хочу быть комплексом обрывочных черт. Я хочу быть Лилиан Рае.

11. Во тьму

На следующий день они шли по почти пустой улице. Подошли к небольшому магазинчику, от которого веяло прохладой. Внутри в холодильниках виднелись лотки с мороженным.

— Тебе какое, Лиль? — спросил Ганс.

— Я не хочу, спасибо, — ответила она, как вообще можно наслаждаться чем-то после того, что мы увидели.

— Извини, я просто подумал, что тебе было бы неплохо развеяться. Надо жить дальше.

— Неужто нас всех так просто забудут. Надо жить дальше. Мы умрем, исчезнем. Все, что делало нас людьми просто растает? А люди продолжат жить, радоваться, есть мороженное. Никто даже не заметит, что мы были.

Пошли дальше. Далеко впереди уже виднелось привычное здание Неонового дракона

— В драконе теперь постоянно играет просто отпадная музыка, — тебе понравится.

— Не знаю. Пытаюсь вспомнить хоть одну мелодию, а в голове только шум. Радиопомехи.

— Все будет хорошо, ты вернешься к прежней жизни, вот увидишь.

Когда пришли в Неоновый дракон, там было совсем немного людей. Их встретила Альва, неукротимая работница заведения, любимица клиентов. Ганс с Лилиан уселись за барную стойку. То ли от усталости, то ли от еще чего-то девушка положила голову на столешницу.

— Рада видеть вас в живых, — сказала им Альва, — выглядите, как будто только что из боя. Ганс, ты бы себя видел. Это у тебя ухо кровоточит?

— Альв. Ничего сейчас не хочу рассказывать.

На это девушка капризно сжала губы. Тут голову от стола подняла Лилиан.

— Мы видели самоубийство человека. И не абы кого, а Катода, который сделал вам ваш дурацкий синтезатор.

Альва заметно расстроилась. Причем даже не столько известием, сколько совершенно отрешенным выражением лица Лилиан, её замутненным глазам.

— Тебе бы выспаться, милая, — посоветовала она.

— К черту. Все равно не усну, — ответила студентка и тут же отрубилась.

Ганс вышел на улицу, следом за ним вышла и работница заведения.

— Что вы собираетесь делать, Ганс? — Альва очень переживала.

— Пока не знаю. Как только ей станет лучше, поведу её к врачу. Она сама на