Новое творение Алана произвело фурор, но даже это незаставило режиссера задержаться на вечеринке. Сразу после демонстрации клипаАлан начал уговаривать Ирку уйти. Вид у него был такой несчастный, что онасогласилась.

Когда Ирка и Ку подошли к машине, в другую садилась пара,которую они не видели на презентации, что и немудрено при таком скоплениилюдей. Мужчина был очень полным, маленьким, с зализанными редкими волосами иводянистыми глазами, зато дама блистала красотой. Алан замер, глядя в ееизумрудные глаза. Ирку это поразило – раньше Ку никогда не заглядывался наженщин.

– Леня? – Женщина неожиданно остановилась, чутьсощурясь, посмотрела пристально.

– Да, это я. – Алан не был похож на себя. Онпобледнел, опустил плечи, даже будто стал ниже ростом, напомнив Иркепровинившегося раба из сериала про Изауру.

– Помнишь меня? – Женщина не сомневалась, что он помнит,иначе не стояла бы столь горделиво и не улыбалась бы так торжествующе.

Только тут до Ирки дошло, кто перед ней. Она еще раз окинулаженщину взором – хрупкая, румяная, зеленоглазая, с копной светлых волос. Точно,Люба. Одета прекрасно: облегающее платье, замшевые сапоги, норковое манто, ктому же в ушах настоящие бриллианты. От провинциальной девчушки не осталось иследа. Стильная, богатая, уверенная в себе, только сразу видно: легкодоступная,порочная. Но тут уж ничего не поделаешь – видимо, такая наследственность.

Ирина угадала: Люба была шлюхой в третьем поколении. Можносказать, потомственной шлюхой. А почему нет? Бывают же династии врачей,милиционеров, а в их роду женщины – мужчин в нем просто не было – моглипохвастаться небывалой половой активностью.

Началось все с бабки Фроси (хотя, может, и раньше, просто обэтом история умалчивает). Люба прекрасно помнила, хоть и прошло с той порынемало лет, как шестидесятилетняя бабка принимала в доме своего любовника –сына соседки. Тому было не больше сорока, но другие женщины, кроме Фроси, егоне интересовали.

А как бабка начинала! Вся деревня до сих пор рассказывает.Шел 1945 год. Кончилась война, с фронта пришли мужики. Истосковавшиеся помужской ласке, бабы из кожи вон лезли, чтобы завлечь хоть одного. Надо сказать,что вернулись в родную деревню немногие – два женатых тракториста,гармонист-пьяница (он остался без ног), конюх-бобыль да бывшийпредседатель-вдовец. На холостяков началась охота. Бабы как с ума посходили:каждая служивого на пироги зовет, каждая на все готова. Мужики – ни в какую. Аоказалось, что они, в том числе и женатые трактористы, за исключением конюха,которому вместе с ногами оторвало самую что ни на есть главную мужскую часть,ночами к Фроське похаживают. Причем ни один без ласки не был отпущен, да, каквидно, такой, что сам председатель захотел на ней жениться. Фрося отказала – ееи так жизнь вполне устраивала. Через год она родила здоровую девчонку – подиразбери, от кого.

Дочь с младенчества походила на мать, как капелька. Зеленыеглаза, светлые волосики, ангельское личико. Чудо, а не ребенок.

Назвали новорожденную Галиной. Пошла она в мать не тольколицом, но и характером. Уже в пятнадцать попросилась замуж, а когда маманя непозволила, сбежала без благословения. Вернулась в родную деревню через два споловиной года с маленькой Любашей на руках. Стоило соседям только глянуть намалышку – всем стало ясно, что Фросина смена подрастает.

Так и зажили втроем. Бабка в одной комнате любовниковпринимает, мать – в другой, а Люба в колыбели пузыри пускает, не зная еще, чтоот судьбы не уйдешь. Когда Гале исполнилось двадцать, она вновь сбежала.Вернулась на этот раз попозже, через три года, но опять с орущим свертком. Таки пропадала раз в пять лет. Деревенские остряки шутили – работает вахтовымметодом.

В свои пятнадцать Люба от матушки отличалась сильно. Самоеглавное отличие – ее девственность. Девушка была невинна и, казалось, останетсятакой до свадьбы. Деревенские нострадамусы даже закрякали разочарованно. Кто-тозлорадно шипел, мол, в семье не без урода. Все они ошибались. Любашанамеревалась расстаться с девственностью в ближайшем будущем, но в отличие отсвоих непутевых родственниц с выгодой для себя.

Люба с детства знала, откуда берутся дети. Лет в пять онапронаблюдала процесс их зачатия от начала до конца. В десять могла бытьэкспертом в данной области. А в двенадцать, когда ее попытался совратитьсосед-призывник, так подняла его на смех, что парень, уверенный в своейопытности и умении зажигать в женщинах огонь, после армии в родную деревнюбольше не вернулся.

Секса Любаше очень хотелось, особенно после тринадцати, ноона себя сдерживала. Решила: успеет еще набаловаться, а пока надо думать окоммерции – времена наступили тяжелые. Поначалу она мечтала о каком-нибудьзаезжем богаче, которому продаст свою невинность за доллары, которых в деревнеотродясь не видели. Потом, понимая, что богачей, как и долларов, в их дыре неувидит до конца дней своих, надумала уехать в Москву – там охотников до еедевичества найдется уйма. Не получилось – денег в семье не было даже на билет.

Люба оканчивала восьмой класс. После можно было в ПТУпоступить, хоть бы и в столичное, но училась она плохо, а денег на дорогу так ине находилось. Решение ее проблемы оказалось рядом, только руку протяни. Причемв буквальном смысле. Сидела Люба на первой парте, перед учительским столом, аза ним на уроках химии располагался молодой педагог Петр Самсонович, которогоза глаза звали Петюней. Он был только после института, молодой и неопытный, ивыглядел как мальчишка: худенький, прыщавый, неуверенный в себе. Девочки вклассе от него сходили с ума, что неудивительно – больше учителей мужского полав их школе не было. Любашу же он до поры до времени не интересовал совершенно,но однажды она поймала на себе его вожделенный взгляд и изменила своеотношение.

Одним апрельским вечером она нагрянула в учительскую. Там,кроме Петюни, никого не было. Любаша развязной походкой прошествовала черезкомнату, втиснулась между столом и молодым учителем, задрала юбку, под которой,по случаю, ничего не было, и призывно вильнула бедрами. Петюня пустил слюну, нодействий никаких не предпринял. Тогда Люба, в которой проснулся инстинкт еепредков, сама набросилась на Петюню с такой страстью, словно мечтала все годыименно о нем. Произошло все быстро и безболезненно. И имело продолжение.

К маю молодой педагог нуждался в теле своей ученицы, как внаркотике. Любаша же, отработав на нем все приемы, изученные благодаря привычкеподглядывать, потеряла к Петюне всякий интерес, тем более что мужиком оноказался хилым и неопытным. Вот тут и наступил момент, ради которого,собственно, все и было затеяно.

Все в школе говорили, что Петр Самсонович москвич,профессорский сынок, что у него много связей в столице, а в деревню он поехалучительствовать по зову сердца. Эту историю Любаша знала, на нее и поставила. Кконцу учебного года она прибежала к своему любовнику вся в слезах, рассказала,что беременна, и попросилась замуж. Петюня был рад-радешенек. Начали тайноготовиться к свадьбе. Но тут юная невеста из ночных откровений жениха выяснила,что приехал Петюня вовсе не из Москвы, а из такой же деревни, как еесобственная, папаня его был всего лишь директором сельской школы, отнюдь неректором университета.