Вдруг возникнет на устах тромбона

Визг шаров, крутящихся во мгле.

Дико вскрикнет Черная Мадонна,

Руки разметав в смертельном сне.

И сквозь жар ночной, священный, адный,

Сквозь лиловый дым, где пел кларнет,

Запорхает белый, беспощадный

Снег, идущий миллионы лет.

Борис Поплавский «Черная Мадонна»

Первым, что Ирина увидела, войдя в комнату, была кочерга.Тяжелая чугунная кочерга, которой мешают угли в камине. Железяка валялась рядомс трупом, и на ее наконечнике матово блестела застывшая кровь… Но кровь была нетолько на кочерге, но и на дощатом полу. Она растеклась небольшой лужей вокругголовы покойницы, образовав пятно, похожее на нимб…

Ира, зажмурившись, отшатнулась. В висках у нее застучало.Застучало ритмично, будто пульсирующая жилка выбивала: «Де-жа-вю! Де-жа-вю!Де-жа-вю!», озвучивая ее мысли…

Все это уже было! И окровавленная кочерга, и алая лужа наполу, и труп.

Пять лет назад Ирка вот так же вошла в каминную залу иувидела это.

А теперь это повторилось! Только тогда был убит мужчина,теперь женщина. Тогда Ирин муж, теперь подруга. Тогда в убийстве обвинили ее,теперь…

Кого же обвинят теперь? Неужели опять ее? Ведь и тогда, исейчас мотив имелся только у нее. А еще на орудии убийства ее отпечатки… Иотсутствие алиби…

И тогда… И сейчас…

Тюремные ворота с отвратительным скрежетом закрылись заИриной спиной. Она вздрогнула от этого звука и торопливо зашагала прочь. Итолько когда и ворота, и пятиметровый забор с вышками, и мрачное зданиеглавного корпуса зоны остались далеко позади, Ира остановилась. Остановилась,чтобы зачерпнуть горсть снега и смыть с лица слезы. Она свободна! Боже, боже,боже, неужели свободна?!

Ира вытерла лицо рукавом своего пальто. Того самого, вкотором ее забрали из зала суда. Осенне-зимняя коллекция прет-а-порте ДоминикоДольче и Стефанно Габбаны. «Мокрый» шелк на котиковой подстежке. Когда Иревыдали его час назад, она очень удивилась. Думала, присвоили давно ее пальто,ан нет, видно, никто из тюремщиц не смог оценить истинную стоимость вещи,приняв ее за рыночную тряпку. Шапку-то, эксклюзивный берет из шиншиллы, зажали.Вместо нее выдали серую шаль. Ира намотала ее на голову, поверх накинулапальто, сунула руки в брезентовые рукавицы, закинула за плечо видавшую видыспортивную сумку с нехитрыми пожитками и вышла в мир…

Мир встретил мокрым снегом. Он падал с серого неба наобмотанную старой шалью голову, впивался в лицо, слепил глаза… Но Ирина быларада ему. Она теперь всему радовалась. Ведь она на свободе!

О том, что ее выпускают раньше срока, она сообщила и маме, ибабушке, и лучшей подруге Люське – единственным людям, кто не забывал ее всеэти годы, писал, присылал чай и сахар. Но когда конкретно ее освободят, онаумолчала, хотя знала точную дату (сегодняшнюю!). Она не хотела, чтобы еевстречали у ворот, сама не зная почему. Ирина не стеснялась себя теперешней –осунувшейся, поседевшей, с плохо залеченным передним зубом, не стыдилась своегостатуса бывшей зэчки, не боялась смотреть людям в глаза… Да и с чего она должнастыдиться? Ведь она ничего плохого в жизни не сделала! Хотя и отсидела пять летза убийство собственного мужа…

За убийство, которого не совершала.

«Я невиновна!» – холодно чеканила она следователю, ведшемуее дело. «Невиновна!» – отбривала она адвоката, уговаривающего ее написатьпризнание, чтобы облегчить свою участь. «Невиновна!» – кричала она в суде,когда приговор был зачитан и конвойные уводили ее из зала. «Невиновна!» –твердила своим сокамерницам… Но ей никто не верил. Даже мать. И друзья. Они непризнавались в этом, но Ирина видела по их глазам – не верят…

И вот теперь пришло время доказать всем, что она невиновна.

Ирка знала, что сделать это будет очень трудно. Ведь прошлостолько лет! К тому же у нее теперь ни связей, ни денег, так что рассчитыватьна чью-то квалифицированную помощь не приходится. Здоровья, и того нет – двагода назад одна из зэчек толкнула Ирину так сильно, что она упала и сломаланогу в двух местах. Кости срослись неправильно, и теперь Ира прихрамывала имучилась болями…

Но все это не имело значения! Ирина твердо знала: она найдетубийцу. Тем более что круг подозреваемых не так уж велик: всего девять человек.Именно столько приглашенных было на вечеринке по случаю их с Бэком (так звалиИркиного мужа) «ситцевой» годовщины, после которой и произошло преступление…Один из этих девяти и есть убийца!

За пять лет ее родной городок Ольгино не изменилсясовершенно. Когда Ирка вышла из вагона и огляделась, то глазам своим неповерила. Все осталось таким, как она помнила. Абсолютно все! И выщербленнаяплатформа, и станционная домушка, и остановка рядом с ней, и привокзальныймагазинчик, и даже рекламный плакат на его стене, казалось, висел все тот же.«Имидж – ничто!» – прочитала написанный на нем слоган Ирка и хмыкнула. Очень втему!

Спустившись с платформы и купив в магазинчике банку«Спрайта» (ее имидж произвел неизгладимое впечатление на продавщицу!), Ирканаправилась по шоссе в сторону отчего дома. Дошла за двадцать минут. Могла быпопасть туда и раньше, если б согласилась на то, чтоб ее подвез сердобольныйстаричок на «Москвиче-412», но Ирка отказалась – ей хотелось пройтись.

Мама встретила на пороге. Увидела в окно приближающуюся кдому дочь, выскочила на лестничную клетку и буквально упала в Иркины объятия.Она рыдала, руки ее, припудренные мукой, тряслись. Ирка прижала ее к себе итоже заплакала. Они долго стояли в подъезде, воя в голос, потом в унисонзасмеялись и заторопились в квартиру.

Мать стала суетиться у плиты, рассыпая по кухне муку (оназатеяла пироги – как чувствовала, что кто-то в гости явится), сшибая табуретки,роняя ложки. Ира порывалась ей помочь, но мама не позволяла. Она то усаживаладочь на диван, то отправляла ее в ванную мыться, то совала какую-нибудь еду ивсе никак не могла поверить, что эта изможденная, сурово нахмуренная немолодаяженщина – ее тридцатилетняя красавица-дочь.

Потом, когда Ирка намылась, а мама приготовила обед, пришлибабушка и Люська. Бабушка притащила целую сумку всяких домашнихсолений-варений, а Люська бутылку пятизвездочного коньяка. Накрыв на стол, онирасселись. Выпили по пятьдесят граммов. Ирка, опорожнив стопку, передернулась.Она отвыкла от алкоголя вообще, а от коньяка – в частности. Вкус некогда любимогонапитка показался противным, а быстро пришедшее опьянение было настолькорасслабляющим, что она тут же уснула. Даже не попробовав маминых пирогов ибабушкиных помидорчиков.