В конце концов полковник вышел из комнаты весь красный, потный и злой. Заявив на прощание, что по упертости я даже переплюнула его жену. И все же пообещав подумать над тем, к чему мы в результате переговоров сумели прийти.

А пришли к следующему. Мне предоставляют машину. И возвращают Джамала. Взамен я отпускаю одного из заложников. С другим устраиваюсь на заднем сиденье. Джамал за рулем. («А вдруг он не умеет водить?» — подумала я, выдвигая это условие, но решила, что такое просто невероятно.) Итак, Джамал за рулем. И рулит он куда-нибудь подальше от Пялиц. В другую область. В Тулу или в Рязань. А лучше в Москву… И следом за нами почетным эскортом прутся менты, прокуроры и эфэсбэшники. Этакий «Шугарлэндский экспресс» по-российски. Американцы в семидесятых годах вели себя в такой ситуации довольно корректно. Посмотрим, на что способны отечественные стражи порядка.

Это первый этап операции. А дальше? А дальше не знаю. Даже не представляю, что будет дадыле. Но что-нибудь будет. Недаром же я с каждым часом вляпываюсь в дерьмо все глубже и глубже.

— Марина, разреши, я зайду, — прокричал из-за двери Терехин, погуляв за пределами комнаты всего каких-то десять минут.

— Заходите.

Он снова скромно устроился на скамеечке, помассировал лысину и сообщил:

— В общем, так, дочка. Машину тебе даем… С затемненными стеклами, как просила. За рулем будет сотрудник…

— Чего-о-о!!! — взвыла я. — Где мой парень?!!

— Не получается с парнем. Я был не в курсе, когда в первый раз с тобой разговаривал. Во время задержания его ранили. Не очень серьезно, но он сейчас по дороге в больницу. Так что здесь я помочь ничем не могу.

И я, и Терехин понимали отлично, что эта легенда насчет ранения и больницы лежит на самой поверхности и даже для виду ничем не прикрыта. Ее сляпали только что на скорую руку, не стремясь при этом проявить хоть немного фантазии. Сунули мне бодягу на блюдечке, совершенно не стесняясь того, что я отлично вижу: все это ложь чистой воды.

«Ранен, и все тут. Находится по дороге в больницу, и не докажешь, дочка Мариночка, что это не так. Придется тебе, террористочка, смириться с этой потерей и принимать все в том виде, в каком подаем мы. А то, как бы не было хуже».

Хрен! Не приму! Я уже давно играю ва-банк, и пасовать сейчас нет никакого резона. Уступить в одном — значит уступить и в чем-то еще. И еще… и еще… А в результате, проиграть все.

— Сейчас вы выйдете, Вадим Леонидович, — прошипела я и эффектно стукнула стволом пистолета по стеклышку трофейного «Ориента», — и в течение десяти минут вернетесь вместе с моим другом. В противном случае я выстрелю в ногу заложницы. Сначала в мякоть. Второй выстрел через минуту — в косточку. Третий выстрел — в заложника. Я не буду их убивать. Я их сделаю инвалидами. И в этом отчасти будете виноваты вы.

— Шизофреничка! — Уже давно покрасневшая рожа Терехина теперь пошла белыми пятнами и стала похожа на спартаковский флаг. — Тронутая! Ты вынуждаешь нас… Мы ведь можем пойти на штурм… Я ведь полномочен отдать такой приказ…

— В том случае, если будет явная угроза жизни заложников, — перебила я, — и не будет других возможностей ее избежать. Здесь все не так. Пока все не так… А если вы отдадите приказ, то люди погибнут. Погибну и я. Но вы лишитесь погон…

— Ты, рехнулась, наверное, дочка! Зачем тебе погибать?

Я бросила взгляд на часы.

— Время пошло. Идите.

Он встал. Прошипел: «Идиотка!», — и, тяжело ступая, выбрался из комнаты.

— Вот такие делишки, Алена, — прошептала я. — Все не так просто, как хотелось бы. Придется играть спектакль. И учти, если плохо сыграешь… — Я не договорила. Я все объяснила ей еще до разговора с Терехияым. — Пересядь-ка сюда, в уголок. Так, чтобы тебя не видели через окно.

— Никто и не видит, — качнула головой почтальонша.

— Это тебе так кажется. — Я потыкала пистолетом заложника Игоря. — Как ты там? В туалет еще хочешь?

Он в ответ что-то хрюкнул. «Как бы не повредился умом от всего пережитого, — подумала я, — а то не сможет открыть здесь пивной бар. И назвать его „У заложника“. Или „Под пятой террористки“…»

Когда истекли отведенные Терехину десять минут, за пределами комнаты не было слышно никаких признаков жизни. Ни вздоха, ни шороха. Ни звяка оружия.

— Вадим Леонидович, — громко позвала я и, не дождавшись ответа, кивнула Лене. — Теперь ты.

— Вади-ы-ым Леониды-ы-ыч!!! — взвыла моя заложница во всю глотку. — Она будет стреля-а-ать!!!

За дверью — ни единого признака хоть какой-то активности.

Ну что, господа… Вы этого все же добились!

Я выстрелила!

Пуля жадно впилась в почтовую стойку. Лена взвизгнула нечеловеческим голосом. Вздрогнув в моих железных объятиях, тонким фальцетом ей тут же подпел коммерсант Игорь. Совершенно незапланированно, но весьма кстати. Получился отличный дуэт. Он производил впечатление. «Ла Скале», как говорится, даже не снилось…

— Марина!!! Дебилка!!! — сразу очнулся за дверью Терехин. — Прекрати!!!

— Через минуту стреляю ей в кость, — спокойно предупредила я, разглядывая раненую стойку.

— Не стреляй! Сейчас будет тебе твой дружок!

И снова тишина в коридоре (иди в сенях?), где скрывались менты. А минутная стрелка неслась по кругу как сумасшедшая. Неужели еще раз придется палить в несчастную деревяшку? Наносить ущерб госимуществу?

За пять секунд до истечения срока я опять навела пистолет на почтовую стойку. А Лена приготовилась закричать еще громче. Но мы не успели сыграть второй акт пьесы. В комнату впихнули Джамала.

Он влетел к нам с такой скоростью, что не сумел устоять на ногах и растянулся на дощатом полу. Рядом приземлилась сумочка с автомобильной аптечкой.

— Забирай сваво ебаря! — прошипели из-за угла. — И перевяжите девчонку! Уродка!!! Машина возле крыльца!

Джамал поднялся на ноги, посмотрел на меня и тяжко вздохнул. Под левым глазом у него расцветал внушительный бланш.

— Они говорили мне, что ты ранен, а я им не верила, — хихикнула я. — Иди ко мне, я тебя пожалею.

— Маленькая разбойница, — сокрушенно покачал головой Джамал. — Уютно устроилась. — Он поднял с пола аптечку. — Сначала перевяжу раненую. — И прошел к нам за стойку, серьезный и сосредоточенный, как нейрохирург перед пересадкой спинного мозга.

Раненая встретила его тяжким стоном и любезной улыбкой.

— Я Лена, — представилась она. — Не надо меня перевязывать. — И ткнула пальчиком в коммерсанта. — Лучше накапайте ему валерьянки…

Как рассказал Джамал, менты действительно успели отогнать от крьшьца наш бульдозер и поставили на его место «семерку» с тонированными стеклами и рацией. Кроме «семерки» и вертолета, прибытие которого я слышала, на центральной площади поселка и в ее ближайших окрестностях скопился большой автопарк разнокалиберной ментовской техники. Из ближайших домов подальше от меня, невменяемой, эвакуировали всех местных жителей, а несколько улиц оцепили менты и солдаты.