– Не сегодня, полковник, надо сначала разобраться что к чему, взвесить все за и против. Вы знаете, в Центре вами недовольны. За пять лет вы, несмотря на предоставленные возможности, почти не продвинулись в изучении артефакта. Потеряли двоих агентов. Замкнули все исследования на себя, ограничили специалистов в доступе к информации. Зачем? Ваше дело руководить, а не лазить в гайку.

– Быстро ты щупальца распустил, – покачал головой Лейтфрид. – Две недели как прибыл, а уже такой результат: полковника с поличным взял! – Он усмехнулся. – Интересно, кому я, по-твоему, собирался слить информацию? А?! Инопланетянам?

– Это у вас надо спрашивать.

– Не боишься оказаться в смешном положении?

– Полагаю, мое положение будет всяко лучше вашего!

– Да ну! – Лейтфрид поставил саквояж и сунул руку в боковой карман.

Один из охранников выхватил пистолет и мгновенно оказался возле полковника.

Вадим наблюдал за этим спектаклем с абсолютным спокойствием. Что-то перегорело у него внутри, он перестал различать что хорошо, а что плохо, понимать кто прав, а кто нынче без прав. Тем не менее в его мозгу четко фиксировались детали происходящего, он будто переключился в режим бесстрастного регистратора событий.

В пистолете, который застыл перед носом Лейтфрида, Вадим узнал «Термит-50». Эффективное оружие ближнего боя, рекомендованное спецподразделениям для проведения силовых операций в ограниченном пространстве высокотехнологичных объектов. Проще говоря: на космических кораблях и орбитальных станциях. Вадим изучал это оружие и даже стрелял из него, когда решил завербоваться на марсианскую перевалочную базу, правда, потом вовремя одумался и отказался от этой затеи.

Отличительной особенностью «термитов» было то, что стреляли они саморазрушающимися высокотемпературными зарядами, способными с близкого расстояния прожечь даже пластины стандартного бронежилета. Они с одинаковой результативностью калечили живую плоть и уродовали творения рук человеческих, но не могли причинить вред наружному прочному корпусу космического сооружения. Учитывая специфику внешней среды – немаловажное обстоятельство.

Короче, стоило охраннику нажать на спуск, и от головы полковника остался бы лишь насквозь продырявленный, обугленный череп. Жутковатое получилось бы зрелище.

– Отставить, боец, – невозмутимо распорядился Лейтфрид, но руку из кармана не вытащил. – Ты тоже из новеньких? У нас на Базе добротный карцер, я обязательно свожу тебя на экскурсию…

В глазах охранника промелькнула растерянность.

– К чему эта бравада, полковник? – вмешался майор. – Не усугубляйте ситуацию. Добровольное сотрудничество со следствием – ваш единственный шанс…

– Свои шансы я просчитаю сам! – резко оборвал его Лейтфрид и как ни в чем не бывало почти ласково обратился к целившемуся в него охраннику: – Дружок, не бойся меня, сейчас я достану один документ и отдам тебе, а ты передашь его своему командиру. Договорились?

– Что там у вас? – усмехнулся майор. – Прошение о помиловании? Любопытно будет взглянуть.

– В этой жизни глупо что-либо просить, все приходится брать самому…

С этими словами полковник медленно вытянул ладонь из кармана. У него между пальцами и впрямь был зажат какой-то листок. Охранник с опаской взял протянутую ему бумажку и, опустив пистолет, чуть скосил глаза в поисках стоявшего далеко за спиной офицера.

И тут полковник нанес удар. Мощный, резкий тычок куда-то в район солнечного сплетения, казалось, мгновенно отнял у спецназовца все силы. Лейтфрид подхватил пошатнувшегося бойца и, вывернув ему руку с оружием, выстрелил в другого охранника. Тот удивленно сделал шаг назад и рухнул навзничь.

Все произошло настолько быстро и неожиданно, что даже возникла секундная пауза. Остальные участники инцидента никак не могли поверить своим глазам. Оно и понятно – охранники не подозревали, что отступать полковнику некуда, а его спутники не ожидали от многоопытного офицера подобного безрассудства и не знали, что делать дальше.

Спецназовцы выхватили оружие. Их было двое против одного. Бравый майор, поленившийся взять даже парализатор, медленно пятился задом. Лейтфрид, прикрываясь потерявшим сознание бойцом, выкручивал ему кисть, чтобы завладеть пистолетом, но это никак не удавалось.

– Огонь! – взвизгнул майор.

Его бойцы начали стрелять. Первые заряды достались их сослуживцу. Его тело на глазах превращалось в измочаленную, дымящуюся куклу. Еще чуть-чуть – и они достанут полковника.

Раньше всех сориентировалась Келли. Она бросилась в ноги ближайшему к ней солдату, уронила его, да так удачно, что выбитый пистолет, отлетев, стукнул Вадима прямо в лоб. Он судорожно поймал оружие и тут же выстрелил, не думая, не целясь, не веря, что способен на это. И конечно же попал.

Второй спецназовец распластался на полу. Лейтфрид наконец выдрал из мертвых пальцев охранника пистолет, отшвырнул труп и взял майора на прицел. Глен, метнувшаяся на помощь Келли, пыталась вместе с ней усмирить последнего вояку. Они тяжело возились, с трудом удерживая его руки, но тот все-таки изловчился и выхватил нож. Брызнула кровь. Вадим отшатнулся. Возня прекратилась. Они лежали, расслаблено дыша, словно истерзанные страстью любовники. Сначала поднялась Глен, потом Келли. Ее окровавленные пальцы разжались, из них вывалился тошнотворного вида кусок плоти. Вадим глянул на охранника и все понял – Келли вырвала ему горло.

Боже мой, ужаснулся он, вспоминая про недавно сошедшую шишку и затравленно осматривая «поле боя». Останки еще дымились, отвратительно воняло паленым мясом. Четыре трупа! Зачем! Во имя чего они расстались с жизнью! Но «посыпать голову пеплом» было поздно.

Майор был бледен, казалось, что он даже изрядно похудел, видимо раньше его просто распирало от собственной значимости.

– Полетишь с нами, – сообщил ему Лейтфрид. На этот раз майор не возражал. Подталкиваемый дулом пистолета он покорно полез в люк.

На борту «Иглы» было значительно прохладнее, а главное – пахло только пластиком и озоном. В рубке все выглядело довольно убого. Эта старушка, когда-то считавшаяся верхом инженерной мысли, получила свое название вероятно из-за того, что могла с немыслимой по тем временам скоростью «прокалывать» пространство. Сейчас же ее новый экипаж с досадой разглядывал выведенные на технический монитор диаграммы предельных ускорений. М-да, с такой динамикой от истребителей не уйти. А в том, что погоня им обеспечена, – можно было не сомневаться. Прятать трупы охранников и стирать пятна крови не имело смысла, их все равно хватятся. Плененный майор был только страховкой – пропуском на вылет, а дальше как повезет.

Майор, надо отдать ему должное, вел себя покладисто, геройствовать больше не пытался, с диспетчером Станции был естествен и немногословен. Наверное, он очень любил жизнь, так и не желая замечать ее второй сути – вечного рабства.

20

Преследователи объявились лишь спустя пять часов. Отличная фора! Возможно, помогло то, что все следы борьбы остались за воротами стыковочного узла и были обнаружены далеко не сразу.

«Игла», не отзываясь на непрерывные запросы диспетчеров Станции и протяжно воя ускорителями, спасалась бегством. Ее медленно нагоняли три тяжелых истребителя. Руководство Базы явно перестраховывалось – для того чтобы спалить мятежную яхту, было вполне достаточно и одного боевого корабля.

Через двенадцать часов должен был настать обозначенный японцем момент разрушения планеты. Во что это выльется, никто не знал. Успеет ли «Игла» отойти на безопасное расстояние? Сможет ли полковник заговорить зубы командирам преследующих яхту сторожевиков, которые к тому времени уже выйдут на дистанцию уверенного огневого контакта.

В таких ситуациях минуты превращаются в часы, а часы стремятся к бесконечности. В рубке, рассчитанной на троих пилотов, сидели четыре человека. Лейтфрид занимал кресло командира, Краснов расположился на месте второго пилота, а Глен устроилась на посту штурмана. Майора со связанными руками усадили прямо на откидную крышку аварийного люка, поскольку находиться в одной каюте с Келли он категорически отказался. Вообще места на яхте было немного: рубка, тесная каюта с десятью лежанками в два яруса, блок анабиозных камер, техническое отделение и маленький грузовой отсек. Келли, едва поднявшись на борт, прошла в каюту и завалилась спать. Что ею двигало: удивительное самообладание или болезненная отрешенность от всего сущего, – понять не представлялось возможным. Однако майор, после того как они благополучно отвалили от Станции, составить ей компанию почему-то не решился, впечатлительный