Золотая бабочка под ложечкой вновь расправила крылья, набежавшая волна тепла заставила ее задержать дыхание от удовольствия.

«Нет, это не бабочка, — пыталась, она убедить себя. — Это… мотылек. Глупая букашка, которая летает вокруг огня, не зная, что следующее мгновение будет для нее последним».

Страх и страсти боролись в Джессике, приводили ее в трепет. И все же ей было интересно, что произойдет, если позволить пламени проникнуть до самой сердцевины.

Вулф неожиданно пошевелился, отчего по воде побежали волны. В пальцах Джессики, медленно мыливших голову, появился жар, как будто она окунула их в горячую воду.

— Я все правильно делаю? — спросила Джессика.

Звук собственного голоса встревожил ее. Он был хриплым и отражал борьбу между укоренившимся страхом и расцветающим желанием. Ей очень нравилось касаться Вулфа. Ей хотелось идти на этот риск. Ей было приятно находиться рядом с ним.

— Да, — ответил Вулф. — Ты делаешь все очень хорошо.

Голос у него был глубокий, низкий, теплый. Джессике показалось, что ее ласкают. Она легко водила по шее и плечам Вулфа. Мускулы напрягались и играли под его бронзовой кожей. Его сила приводила в восхищение Джессику. Она чувствовала зависть, что он воспринимал ее как нечто само собой разумеющееся, как воздух, которым дышут. А вот она не могла воспринимать его так же. По крайней мере с этого момента. И внезапно она ощутила легкую дрожь.

— Ч-чем ты занимался до того, как я появилась здесь? — спросила Джессика.

Вулф закрыл глаза и пытался побороть чувственное движение в своем теле, отреагировавшем на музыку ее чуть хриплого голоса и прикосновения чутких пальцев, которые, казалось, всего его переворачивали. Но затем он понял, что не в силах это предотвратить, и решил: пусть будет как будет.

— Я охотился, покупал, продавал и обучал лошадей — ответил он.

Руки Джессики перестали двигаться

— Но здесь нет лошадей, за исключением той, что ты купил вместе с фургоном в Денвере.

— Я продал всех, кроме самых лучших, когда решил поехать в Англию на бал, где должны были объявить о твоей помолвке.

— А где оставшиеся лошади?

— У Калеба. Я провел там большую часть года, помогал строить дом. За это он и Виллоу ухаживают за моими кобылами, которых спарят со своими арабскими скакунами.

— Это мустанги?

— Да. Одна из них — совершенно удивительное животное, элегантная и сильная, горячая и умная. Окраса стальной пыли. Она положит начало моему будущему табуну.

— Когда ты приведешь сюда своих лошадей?

— Вряд ли я их приведу сюда. Эта сторона Скалистых гор становится слишком населенной. Пора мне уходить отсюда.

— Слишком населенной? Ты шутишь.

— Нет. Обычно я нахожу общий язык с владельцами ранчо и солдатами, но городские люди с недоверием смотрят на полукровок. Случись какая-либо неприятность, они готовы возложить вину на ближайших индейцев.

Руки Джессики снова остановились.

— Это ужасно.

Вулф пожал плечами.

— Это свойственно человеку. Если бы я жил здесь достаточно долго, я поладил бы с большинством населения. С остальной частью я бы боролся, пока они не изменили бы своего мнения, не закрыли бы рты или не переехали туда, где более здоровый климат.

— Если ты можешь заставить городских людей принять тебя, почему же ты не хочешь остаться здесь?

— Мое чейеннское имя — Дерево Стоящее Одиноко. Мне оно подходит.

— Но ты здесь построил такой уютный дом.

— Я построю не худший еще где-нибудь. Может быть, на Великом Водоразделе, где находится ранчо Калеба и Виллоу. Это будет легче, чем ездить туда-сюда всякий раз, когда захочется повидать их.

Рука Джессики сжала волосы Вулфа.

«Опять Виллоу. Пропади она пропадом, эта добродетельная жена. Есть ли у меня шансы убедить Вулфа в том, что я тоже чего-то стою, если он постоянно вздыхает о ней?»

— Набери воздуха, — пробормотала Джессика.

При этих словах она с силой окунула его голову в воду. Он мгновенно вынырнул и потряс головой, словно собака, брызгая водой на Джессику.

— Еще, — сказала она медоточиво.

И вновь окунула. Изо всей силы.

Ухмыляясь про себя, Вулф снова погрузился под воду. На этот раз он оставался там так долго, что Джессика забеспокоилась.

— Вулф?!

Она потянула его за плечи. Он не шевелился.

— Вулф, довольно! Вулф! Ты что…

Вода забурлила, когда Вулф поднялся до пояса из ванны, схватил Джессику и поднял ее над темной водой.

— Отпусти меня! — потребовала она, задыхаясь.

— С удовольствием!

— Да на пол, дьявол ты этакий! На пол!

Однако Джессика так смеялась, что вряд ли была в состоянии встать на ноги. Он облокотился о борт ванны и поддерживал ее, улыбаясь и называя себя болваном и идиотом. Ему нужно бы отодвинуться от нее, не вызывать этой пьянящей улыбки и звонкого смеха. Кажется, она по-детски радовалась такому повороту событий, на ее щеках снова зардели розы.

Он никогда не победит в войне, если будет брататься с врагом. Он осторожно опустил ее.

— Я думаю, ты хорошо ополоснулся теперь, — проговорила Джессика, собираясь уйти. — Пока согреется вода для меня, ты закончишь купание…

Ее голос снова стал возбуждающе хриплым. Монашенка или нет, но ей понравилось мыть ему голову. Интересно, насколько ей понравится помыть его всего.

Внезапно он понял, что ему нужно выяснить. Он вытянул руку и обнял ее за бедра, не давая уйти.

— Ты забыла еще кое-что, — сказал Вулф.

— Что именно?

— Тебе нужно помыть меня всего.

— Ты шутишь, — пролепетала Джессика.

Вулф ощутил тепло и напряженность в ее теле и улыбнулся.

— Нет, нисколько. Возьми губку.

Она довольно неловко наклонилась, поскольку рука Вулфа все еще обнимала ее бедра. Когда Джессика нагнулась еще ниже, она почувствовала, что рука Вулфа ласкает и сжимает ее бедро, словно изучая его форму и проверяя упругость плоти.

Джессика так резко выпрямилась, что едва не упала.

— Вулф!

Он издал неясный грудной звук, который мог быть и сдавленным смешком, и невысказанным вопросом.

— Ты… Твоя рука… — заикаясь, произнесла она, — ты…

Его улыбка была ленивой и опасной.

— Я? — Он как бы приглашал ее продолжать.

Джессика посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Она никогда не видела такого выражения на его лице. Он был изумительно красив и в самом деле напоминал дьявола, как она шутя назвала его несколько минут назад. Если притягательность пламени для мошки даже вдвое меньше, неудивительно, что она так стремится навстречу своей гибели.