Складывается впечатление, что Иван, пытаясь вызволить любыми путями из польско-литовского плена своих воевод327, полоцких начальных людей среди тех, кто заслуживал скорейшего освобождения из заточения, не рассматривал. Во всяком случае, в переписке Ивана Грозного с Баторием упоминаются взятые в плен под Кесью (Венденом) воеводы князья П. Хворостинин, М. Гвоздев и дьяк А. Клобуков (которых царь был готов обменять или выкупить за 1800 рублей), однако, по словам царя, Баторий отписал в ответ, что-де «под часом военъным не пригодится вязней выпускать». В итоге они, как и ряд других воевод (например, Ф. Шереметев, пытавшийся бежать из осажденного неприятелем Сокола, но попавший в руки поляков), вернулись домой, скорее всего, лишь после заключения мира328. Много позднее, уже после завершения войны, подписания мира и смерти самого Ивана Грозного его сын Федор Иоаннович с укоризной писал, обращаясь к Стефану, что он отпустил всех «полских и литовских людей, и угорских, и немецких» «даромъ безъ окупу и безъ отъмены». Польский же король, по словам Федора, «наших пленных людей луччих никого к намъ даромъ не отъпустил, а отпустилъ к намъ толко молодых детей боярскихъ и стрелцовъ, и пашенных мужиковъ немного, а за луччих полонениковъ, за прежних и за последних, поимал у насъ великие окупы, денгами взял пятдесятъ чотыри тисечи рублей, опрочъ того, которые въ розно окуплены на великие ж окупы»329. Может быть, среди этих выкупленных «великим окупом» пленных воевод и начальных людей был и Матвей Ржевский, но это лишь предположение. Так или иначе, больше никаких известий о стрелецком голове и воеводе ни в русских, ни в польских источниках пока не найдено. Вернулся ли старый и заслуженный воин домой или умер в литовском плену – об этом история умалчивает.

«Того же лета (7058–1549/50 г. – В. П.) учинил у себя царь и великий князь Иван Васильевич всея Русии выборных стрелцов и с пищалей 3000 человек, а велел им жити в Воробьевской слободе»330. Так писал неизвестный русский книжник о создании стрелецкого войска, которое наряду с поместной конницей стало своего рода «визитной карточкой» московского войска, и среди командиров-голов, что встали во главе первых шести стрелецких «статей»331, он назвал Ивана Семенова сына Черемисинова. О нем и пойдет речь дальше.

Чем был обусловлен наш интерес к этой, казалось бы, незначительной исторической фигуре? На этот вопрос можно ответить по-разному. С одной стороны, И.С. Черемисинов, если его сравнивать со своими товарищами – первыми стрелецкими головами, выделяется на их фоне самой успешной, пожалуй, карьерой. И не случайно В.Б. Кобрин назвал его «весьма опытным воеводой и дипломатом»332. С другой – говоря о военной карьере нашего героя, нетрудно заметить, что Иван Черемисинов, как Степан Сидоров и Матвей Ржевский, действительно «муж наилепчайший», «в полкоустроениях искусный». Его военная биография, послужной список, является наглядной демонстрацией выдвинутого нами тезиса относительно того, кто именно был «ядром» легионов Третьего Рима. И потому биографии таких «центурионов», как Черемисинов, представляют для изучения русского военного дела той эпохи не меньший, если не больший, интерес, чем жизнеописания военачальников первого ранга.

Однако, увы, именно такой интерес нельзя считать удовлетворенным, поскольку внимание историков, как правило, сконцентрировано на более значимых исторических фигурах – к примеру, если говорить об эпохе Ивана Грозного, то на самом царе и на персонажах из его ближайшем окружении, «толпой стоящих у трона». Из-за них такие личности, как Черемисинов, не видны, теряются на общем фоне. Вот и выходит, что, если возникает желание познакомиться поближе с его биографией, то, по большому счету, ее нет. Есть лишь небольшая статья в «Русском биографическом словаре», небольшая заметка В.Б. Кобрина, которая была использована В.Н. Глазьевым и, пожалуй, все333, если не считать разбросанных в исторических сочинениях то тут, то там упоминаний о сыне боярском. Между тем в источниках сохранилось немало сведений о служебной карьере И.С. Черемисинова, особенно в 50-х гг., когда ему действительно довелось сыграть чрезвычайно важную роль и как военачальника, и как дипломата334. И на основании этих материалов можно попытаться, и, на наш взгляд, не без успеха, реконструировать в общих чертах жизненный путь боярского сына средней руки, сумевшего выбиться если и не в люди, то, во всяком случае, выделиться из общей плотной массы рядовых, незнатных и недостаточно «дородных» дворян и детей боярских Русского государства середины XVI в.

Фамилия Черемисиновых, по словам В.Б. Кобрина, «малознатная», хотя и «родословная»335. По преданию, род Черемисиновых-Карауловых происходил от выходцев из Золотой Орды336. Некий Федор Черемисин был убит в памятном для москвичей Белевском сражении 1437 г.337, и упоминаемый в «Бархатной книге» Семен Черемисин, возможно, был его братом и, во всяком случае, близким родственником. Первоначально вотчины Черемисиных находились, очевидно, в Костромском уезде338. Впоследствии, по мере дробления вотчин (процесс их мельчания описан отечественным исследователем С.З. Черновым на примере эволюции вотчинного землевладения в Волоке Ламском в XIV – начале XVI в.339), представители фамилии выбрались за пределы уезда (как это сделали, к примеру, дети Федора Черемисина Василий и Федор, обменявшие отцовскую вотчину на села в Ростовском уезде340). Наш герой в середине XVI в. имел земли в Суздальском уезде и был записан вместе со своим братом Федором и сыном Деменшей в Дворовой тетради по Суздалю, а также занесен в Тысячную книгу как суздальский сын боярский третьей статьи341. К этому стоит добавить, что в 1550 г. Иван Черемисинов стал одним из первых стрелецких командиров.

Итак, в начале 50-х гг. XVI в. наш герой записан в Дворовую тетрадь, «тысячник» и стрелецкий голова. Надо ли еще раз говорить о том, что на фоне тысяч и тысяч рядовых детей боярских, о которых мы не знаем порой ничего, кроме имени и прозвища, которые всплывают в актовых материалах и тут же исчезают навсегда из поля зрения историков, это был очень неплохой результат для не отличающегося «дородством» московского служилого человека? Попытаемся сделать некоторые предположения относительно жизни Ивана Черемисинова до этого момента. Прежде всего, хоть мы и не знаем точно, когда он родился, тем не менее можно утверждать, что он появился на свет в семье сына боярского Семена Васильева сына Черемисинова и жены его Елены, возможно, в селе Петрово Городище в Суздальском уезде (которым Черемисиновы пользовались по меньшей мере с конца XV в.342) никак не позднее самого начала 20-х гг. XVI в., а скорее всего, и раньше. Иначе, если бы будущий «тысячник» и стрелецкий голова родился позже, он не успел бы так продвинуться вверх по служебной лестнице – чтобы стать головой «выборных стрелцов» и попасть в список «лутчих слуг» и обзавестись сыном. Думается, что здесь не обошлось, с одной стороны, без заслуг самого Ивана Черемисинова, сумевшего отличиться перед лицом самого царя в предпринятых им в конце 40-х гг. не слишком удачных казанских экспедициях, а с другой стороны, свою роль сыграли и «службы» его отца Семена. О последних нам, увы, ничего не известно, но они, судя по всему, обеспечили Ивану лучшие, чем у сотен других отпрысков провинциальных служилых семейств, стартовые позиции.