— На подступах к Мхерут'йи, — ответил он; лесть развязала ему язык. — Город осажден. Он под защитой таких заклятий, которые снять в состоянии только я.

— А потом?

— Видимо, мы пойдем на юг, чтобы выбить Сафома из оставшихся бастионов. Подожди. — Зеркало внезапно потемнело, словно он сунул его в рукав. До Ценнайры доносились слабые приглушенные голоса, но слов она не разобрала; затем вновь появилось лицо Аномиуса — Меня зовут колдуны, без меня они беспомощны — заявил он. — Свяжись со мной при первой возможности.

— Это может быть нескоро, — предупредила Ценнайра — Здесь мы не задержимся. А в пути, боюсь, мне будет трудно уединиться.

Она ничуть не преувеличивала. На равнине им придется держаться близко друг к другу. К тому же воспользоваться зеркалом без ведома Очена будет почти невозможно. С другой стороны, она надеялась выиграть время, чтобы привести в порядок мысли. А может, и решить, кому служить. Но самое главное — не вызвать подозрений Аномиуса. Колдун нахмурился то ли от беспокойства, то ли от злости: эти две черты были в нем неразделимы.

— Да, верно, — согласился он наконец. — Свяжись, когда сможешь.

— Хорошо, — заверила Ценнайра.

Он кивнул, что-то хрюкнул, пробормотал магическую формулу, и образ его начал таять. По зеркалу вновь закружил водоворот красок. Запах миндаля усилился, а когда развеялся, зеркало опять стало простым куском стекла. Ценнайра отложила его в сторону и долго сидела не двигаясь, глядя на квадрат ночного неба, видимого в окне. Она тщательно обдумала все, что только что услышала, пытаясь сообразить, как этим воспользоваться.

Ценнайра была напугана: Аномиус не сомневался, что скоро освободится от оккультных пут, которые привязывают его к тирану. А когда он обретет свободу передвижения, в ней, Ценнайре, у него уже больше не будет нужды, стоит ей только показать зеркалом свое местоположение. Она достаточно разбиралась в магии и знала, что колдун без труда может перенести себя в любое место. Главное для него — знать куда. Он должен видеть местность или хорошо помнить ее.

Значит, пока Ценнайра вместе с Каландриллом, Брахтом и Катей гонится за Рхыфамуном и за «Заветной книгой», Аномиус ее не тронет. А о ходе их преследования он может узнать только через нее. Следовательно, до тех пор, если только его не злить, она в безопасности.

Удовлетворившись этим выводом, Ценнайра попыталась разобраться в другом. Аномиус сам научил ее перемещаться в пространстве. Однажды она уже воспользовалась этим колдовством и сейчас сообразила, что точно таким же образом сама может перенестись в его покои в Нхур-Джабале, где в шкатулке, если верить колдуну, лежит ее сердце.

Она представила себе покои и едва не произнесла магическую формулу, дабы, оказавшись там, отыскать свое сердце и вновь обрести себя. Но сдержалась. Аномиус, конечно, предпринял меры предосторожности, он не такой дурак. Да, он тщеславен, да, он безумен, но он наделен страшной хитростью и наверняка заколдовал шкатулку. Вполне возможно, он заколдовал даже подступы к самой комнате, и при малейшей попытке забрать сердце оно может быть уничтожено.

Нет, решила Ценнайра, горько отругав себя, это не выход. Какое-то время ей еще придется танцевать под его дудку и зависеть от его расположения. Впрочем, он тоже зависит от ее преданности. Надо будет и впредь делать вид, что она усердно ему служит.

Однако мысль о том, что она может перенестись в Нхур-Джабаль, придала ей силы. В будущем, когда она получше разберется в колдовстве… может, вернет себе сердце и опять станет самой собой?

Как это сделать, Ценнайра пока и сама не знала. Очен прав: многие бы позавидовали ее способностям. Она бессмертна и, без сомнения, обладает силой и выносливостью, о коих не может мечтать ни один смертный. Она обладает сверхчеловеческими чувствами, что дает ей огромное преимущество над простыми людьми. Больше того, она уже знает один колдовской трюк, так почему бы ей не научиться и другим?

За окном запела ночная птичка, словно насмехаясь над ней. Да, сила ее велика, и все же она в ловушке: без сердца она всемогуща, однако полностью зависит от того кто держит его в руках. Она смотрела невидящим взором на усыпанное звездами небо и на почти полную луну, начинавшую прятаться за горизонт. Серебристое облако лениво плыло по небу, повинуясь легкому дуновению ветерка. На стенах крепости люди — простые, обыкновенные люди с самыми обыкновенными заботами. На мгновение она позавидовала им, но тут же ноздри ее уловили слабый запах миндаля, и она вспомнила об Очене. Еще одна рука, играющая на струнах ее судьбы. Она была настолько сбита с толку обещаниями и предостережениями вазиря, что не знала, кто он: друг или враг. Говорил он с ней как друг, в худшем случае — как союзник. Но что им движет, зачем ему это? Мотивы его оставались для нее столь же непонятными, сколь непроницаемым было его древнее лицо, на котором отражались только те чувства, которые он хотел показать.

Ценнайра задумалась о том, что расскажет Очену. Вазирь, без сомнения, будет ее расспрашивать. А то, что Аномиус надеется вскоре освободиться от колдовских пут, — важная новость. Что предпримет Очен? Не разобьет ли зеркало, чтобы не дать Аномиусу перенестись сюда? Каков будет ответный ход Аномиуса? Не предаст ли ее Очен? Она мимолетно вспомнила Каландрилла и попыталась представить его реакцию, но тут же отогнала от себя эти мысли. В голове ее и без того царил страшный сумбур. И ей надо думать о том, как выжить.

Так предупредить Очена или нет?

Ценнайра не знала, на что решиться. Насколько ей нужно бессмертие? Но в том, что еще не готова отказываться от жизни, она была уверена.

Когда первые лучи рассвета окрасили небо в серый Цвет, Ценнайра наконец приняла решение: она, как и раньше, будет вести двойную игру и рассказывать колдунам попеременно только то, что необходимо, не больше. Она не расскажет Очену о том, что Аномиус готов сбросить с себя колдовские путы, а Аномиусу — о существовании Очена. Она будет играть роль преданного слуги до тех пор, пока сама не решит, чью сторону занять. К тому времени она, может, еще чему-нибудь научится и найдет ответы на другие вопросы.

Ценнайра отвернулась от светлеющего окна и улеглась в кровать, закрыв глаза, как обыкновенный смертный.

Утро не принесло ей облегчения, а только все усложнило.

Форт пробуждался, птицы пели, мужчины громко переговаривались, лошади храпели и били копытами, звенел металл, скрипела кожа, слышался шум шагов. Тысячи запахов дурманили ей голову: пота животных и мужчин, свежего навоза, дыма, готовящейся пищи, древнего камня, почти очищенного Оченом от колдовства Рхыфамуна. Она встала и привела себя в порядок, размышляя над тем, что надеть: то ли роскошные одеяния, которые были на ней вчера вечером, то ли крепкое кожаное облачение, в, котором она пересекла Куан-на'Фор. Роскошный джессеритский наряд, конечно, очень красив, но, решив, что это будет нескромно, она выбрала простые одежды, более по вкусу ее… Кого? Спутников? Товарищей? Она не по-женски выругалась, недовольная собой, своими сомнениями и тем, что вынуждена плясать под чужую дудку; зашнуровала кожу и небрежно облокотилась на подоконник амбразуры, наблюдая за суматохой во дворе и за утренним солнцем, освещавшим стены замка. В дверь постучали.