Просыпаюсь тяжело, благо, одна. Ненавижу будильники и ненавижу ранние подъемы. Но с недавних пор я студентка дневного отделения, а это новая группа, новое расписание, несколько новых преподавателей, о которых по институту ходят не лучшие слухи. И печальнее всего то, что у меня даже приятелей не осталось. Близких подруг так и так не было, но хотя бы общалась с одногруппниками, ходили вместе в столовую, менялись лекциями, помогали друг другу на экзаменах и зачетах. Н-да, где есть следы Игнашевского, там сплошная безнадега. Интересно, когда я уйду, он договорится о моём возвращении на вечернее отделение? Наверно нет, для Яна женщина перестает существовать, стоит ей покинуть этот дом.

А на улице сегодня тепло, значит, одеться надо полегче. Рваные джинсы, тонкий свитер, массивные ботинки и парка. Образ получился шикарный, смотрела бы на себя и смотрела. Однако самолюбованию приходит конец, когда дверь открывается и на пороге появляется кошмар моих снов.

— Куда это ты так вырядилась? — подходит, сразу же стягивает с меня парку. — Ноги едва прикрыты, голые плечи. Что-то не припомню, чтобы покупал тебе это безобразие?

Я же поправляю кофту:

— Теперь прикрыты.

— Надень обычные джинсы.

— Я не хочу надевать обычные джинсы, — иду за сумкой. — Мне удобно в этих.

— Надень обычные, Ева, — направляется к шкафу, достает оттуда вторые темно-синие с высокой талией. — Вот, — бросает на кровать. — Переодевайся.

— Нет, — вцепляюсь в сумку.

— Напрашиваешься, — вижу, как свирепеет на глазах. — Не зли меня лучше. В таком виде ты никуда не пойдешь.

— А то что? — ладно, посмотрим, кто кого.

— Любишь заголяться? — вскидывает брови. — Если сейчас же не переоденешься, заставлю голой ходить по дому.

— Серьезно? — а слезы уже просятся, но держусь, как могу держусь.

— Абсолютно, — складывает руки на груди.

— Ладно, будь по-твоему, — бросаю сумку на пол и начинаю расстегивать джинсы, отчего на физиономии урода проступает довольная улыбка. Рано радуешься!

А когда я стаскиваю с себя и кофту, и дохожу до белья, рожа Яна резко меняется, довольство мигом сходит на нет.

— Ты чего делаешь? — цедит сквозь стиснутые зубы.

— Я же наказана за непослушание, — отбрасываю в сторону лифчик, вскоре туда же отправляются трусики. Да, я всегда была очень стеснительной, даже перед врачами боялась раздеваться, но тут с ним… не пойму в чем дело, однако стыда нет, зато злости хоть отбавляй. — Готова нести наказание. Мне туда идти? — указываю на дверь.

— Ева! — гаркает так, что уши закладывает. — Совсем охренела?! Какого дьявола ты тут устраиваешь?!

— Всего лишь хочу поехать в институт в том, в чем мне нравится, господин Игнашевский. Рваные джинсы и свободный свитер — это нормальная одежда.

И разворачиваюсь. Я пройдусь голой, даже за стол сяду. Плевать! У нас же игра, мать её!

Но открыть дверь мне не позволяет стальная хватка волкодава. Ян берет за талию, оттаскивает от двери.

— Ну-ка, иди сюда, — тащит к кровати. — Раз такая смелая и готовая к подвигам, будут тебе подвиги, — толкает на кровать.

А вот к такому я не готова! Хотя, на что я надеялась, расхаживая перед ним безо всего? Он же псих озабоченный!

— Ян! — пытаюсь перевернуться на спину, но он не дает, ставит меня на четвереньки, хватает за волосы, тянет на себя.

— Не дергайся, кукла.

Слышу, как он расстегивает свои джинсы, а спустя минуту мне на ягодицы со смачным звуком шлепается его член. В следующий миг чувствую его руку, что накрывает вход, следом сукин сын вводит в меня палец.

— Ты опять вынуждаешь меня на то, чего я не хотел, Краснова, — а за волосы продолжает держать.

Тут рука сменяется чем-то твердым, но влажным, гладким и горячим.

— Расслабься, — произносит низко и все еще со злостью.

— Мне будет больно, — наоборот сжимаюсь, рада бы расслабиться, но не получается.

— Значит, будет, — еще плотнее прижимается ко мне.

— Ян, — пытаюсь отползти, только ублюдок насмерть вцепился, — черт с тобой! Надену я эти гребаные джинсы. Пусти!

— Уже поздно, милая, — слегка надавливает членом, и я вздрагиваю всем телом, так как чувствую его внутри. Не полностью, нет, но и этого мне за глаза.

— Хватит, остановись, — упираюсь рукой ему в бедро.

Однако он не останавливается, правда, двигается медленно, проталкивается аккуратно. А у меня вовсю ноги дрожат, в груди не хватает воздуха, сердце готово вот-вот выпрыгнуть.

— Ты потрясающая, Ева, — продолжает постепенно вводить член, отчего чувствую несильную ноющую боль. — Вот так, девочка, — не знаю, полностью он вошел или нет, но дальше уже некуда.

Тогда же отпускает волосы и берет за бедра. Через несколько секунд полностью выходит, отчего я выдыхаю, и не успеваю сделать вдох, как опять чувствую эту немного болезненную наполненность. Так повторяется снова и снова, пока тело не отвечает влагой, а движения не становятся легкими, скользящими. Следом Ян накрывает влажными пальцами клитор. С каждым таким толчком по телу все чаще расходятся теплые вибрирующие волны. Скоро до ушей доносятся жутко стыдные звуки — шлепки, он бьется бедрами о мои ягодицы. А главное, я слышу его тяжелое дыхание, глухие стоны. И они заводят, что б мне сдохнуть.

В какой-то миг Ян подхватывает под живот, заставляет подняться. Когда прижимаюсь спиной к его груди, он сразу начинает целовать плечи, шею и ни на секунду не останавливается, наоборот, наращивает темп.

— Это мое наказание? — отклоняю голову в бок, чтобы освободить доступ к шее. Да, сейчас я хочу его поцелуев, очень.

— Это твой второй секс, Ева, — обдает кожу горячим дыханием, и совершает еще несколько глубоких быстрых толков, после которых замирает, а я ощущаю пульсацию внутри. И это так… так… приятно. Блин, это приятно.

Вдруг он резко выходит, заставляет меня слезть с кровати, сам же садится на край:

— Расставь ноги шире.

Черт, из меня что-то течет! Только бы не кровь, но когда опускаю взгляд, глаза округляются. По ногам ползёт полупрозрачная густая жидкость. А Ян точно любуется происходящим, после чего берет за бедра, подтягивает меня к себе и накрывает языком клитор. Сдаюсь я за считанные мгновения и едва не падаю от бессилия, но изувер вовремя подхватывает, усаживает к себе на колени. Ну вот, снова я повисла на нем как коврик, без сил, без гордости, без стыда. И он меня не наказал, как обещал, не позволил ходить голой по дому. Только вопрос с джинсами по-прежнему открыт.

Ян обнимает крепко, тяжело дышит мне в шею, и я слышу, как колотится его сердце. Бешено колотится. У меня тоже…

Обычный секс, мать твою. Обычный! Я просто стоял сзади и аккуратно трахал ее. Но кайфа от этого обычного секса было столько, что по сейчас не отпускает. А стоит вспомнить, как входил в нее, как ее теснота сжимала меня, так хоть на второй круг иди.