– Миссис Уитен, вам не кажется, что за время нашего знакомства вы могли хотя бы один раз подойти сюда и как следует согреться?! – рявкнул Люк в своей излюбленной манере, отчего весь мир вокруг нее закружился и перевернулся вверх дном. Его вид господина-всего-сущего-вокруг-него показался Хлое таким привычным, что она немедленно вернулась в настоящее и обнаружила, что оно нравится ей куда больше, чем так долго преследовавшее ее прошлое.

– Мне надо отдать вам сюртук и уйти, – со слабой улыбкой пролепетала она этому человеку, который теперь смотрел на нее с таким нескрываемым волнением, что у нее разрывалось сердце.

– Чушь, – отрезал он, взмахнув рукой, как будто отмахивался от всех правил и договоренностей, которые разделяли хозяина и служанку. – Мне важно знать, кто вы на самом деле, чтобы я мог заставить вашего идиота отца понять, что он натворил, и исправить это. Он по меньшей мере обязан положить вам содержание, чтобы вы могли растить свою племянницу, как леди, каковой являетесь сами. Виржиния освободила его от необходимости содержать свою внучку, но это не снимает с него обязательств в отношении дочери, хочет он этого или нет.

– Он доказал, что мы с сестрой для него умерли, когда отослал нас в самое отдаленное место, которое смог найти, чтобы никто не видел, как сестра родит Верити. К тому же больше года назад я видела в газетах сообщение о его кончине, так что вам не удастся заставить его исполнить свой долг, лорд Фарензе.

– Люк, – нетерпеливо поправил он Хлою. Как бы ей хотелось, чтобы она смогла называть его так. – Если бы этот негодяй был жив, я сказал бы ему: «Ведите себя, как подобает джентльмену, а не то…», его счастье, что он был старше меня, иначе я закончил бы словами: «…я убью вас своими собственными руками», – сказал Люк мрачным рокочущим голосом, звук которого подействовал на нее сильнее, чем слова.

– Благодарю вас.

Хлоя не могла сдержать дрожь в голосе, когда попыталась найти слова, чтобы выразить, что она почувствовала, осознав его заботу. Она потеряла так много из того, что могла бы иметь, будь судьба добрее к ней, но всегда говорила себе, что Верити значит больше, чем все это. И еще Хлоя понимала, что, случись ей стать юной дебютанткой, ее девичий выбор едва ли был бы мудрым.

Она могла бы шокировать общество своими безрассудными выходками и необузданным нравом. Но ее сослали на богом забытую ферму вместе с беременной сестрой, прежде чем они смогли по-настоящему познакомиться со светской жизнью, и ей не пришлось думать о том, как заслужить одобрение света. Согласно мнению отца и тетушек, одна сестра-близнец не могла быть представлена обществу в отсутствие другой. Хлоя гадала, как они объяснили исчезновение обеих сестер Тиссели, хотя сомневалась, что кто-нибудь вспомнил об их существовании.

– Я не хочу, чтобы меня жалели, – с усилием добавила она.

– Неужели я могу жалеть девушку, которая отказалась отвернуться от беспомощного младенца, как велел ей убийца? Или сердиться на вас за то, что вас вынудили отвергнуть все, на что вы имели право, толком даже не вкусив этого? Если бы я услышал вашу печальную историю от кого-то другого, я мог бы пожалеть вас, но сейчас я могу лишь высказать свое уважение вашему мужеству, а также то, что меня не удивляет, что с другими вы были столь же упрямы, как и со мной.

– Думаю, я должна сказать вам спасибо. Однако сейчас ваши родные и друзья, должно быть, собрались в гостиной и гадают, куда вы подевались, поэтому нам пора оставить эту тему и заняться текущими делами. У вас есть гораздо более неотложные заботы, чем возиться с экономкой и ее печальным прошлым, – заметила Хлоя.

– У меня есть только один родной человек – это Ив, и только один настоящий друг из всех присутствующих. Кроме них, меня больше никто не интересует, – угрюмо сообщил Люк.

– А у меня есть десятилетняя дочь и моя репутация, которую нужно беречь, – ответила Хлоя. Похоже, ее слова вывели Люка из состояния «короля-в-своем-собственном-королевстве».

– Мы оба теперь знаем, что это неправда, – возразил он и вместо того, чтобы уйти, как она просила, подошел к Хлое и наклонился над ней.

– Строго говоря, Верити моя племянница, а не дочь, но вы понимаете, что эта правда ничего не меняет.

– Разве? – удивился Люк с той прямотой и страстностью, которые, как подозревала Хлоя, он всегда скрывал под личиной холодного самообладания, пытаясь обмануть весь свет. – Неужели для вас действительно нет разницы между вчера и сегодня в том, что касается «нас», миссис Уитен? Сегодня я знаю, что вы никогда не были безумно влюблены в человека, который оставил вас одну с ребенком, когда вы едва встали со школьной скамьи. Что вы никогда не отдавали всю себя без остатка во власть желаний и нетерпеливой страсти другого мужчины, как любовница отдает себя любовнику. Если для вас это ничего не значит, то я ошибаюсь в вас, как ошибался десять лет назад или вчера, когда увидел вас бледной и опечаленной из-за утраты моей тети и дома, где вы прожили десять лет и где я, вопреки всему, захотел вас с такой силой, что эта страсть не остыла по сей день.

Хлоя стояла как вкопанная, силясь придумать какую-нибудь фразу, которая вернула бы их к разговору господина и служанки, но так ничего и не произнесла.

– Вы проглотили язык? – насмешливо спросил Люк в ответ на ее молчание.

Ее разозлило нетерпение в голосе, с которым он ждал, что она придумает какой-нибудь благовидный предлог.

– Нет, – спокойно ответила она, – мне нечего вам возразить.

– Неужели вы даже не скажете мне: «Нет, никогда больше не смотрите на меня с такими мыслями и не напоминайте о том, о чем только что подумали»? Неужели вы даже не станете отрицать, как делали с самого первого дня, когда мы встретились, что мы всегда хотели стать любовниками?

– «Нет» – это для меня так же ясно, как и для вас. С самого первого момента, увидев вас, я позволила себе на секунду пожалеть о том, что должна ставить Верити выше своих чувств и желаний. Ее существование делает для меня невозможным поддаться тому, чего мы оба хотим.

– Стать моей любовницей? – безжалостно настаивал он, как будто должен был услышать от нее эти слова, как воздаяние за десятилетие разочарований.

– Да, – наконец признала Хлоя, понимая всю неуместность благопристойной лжи в этот день.

– Я мог бы совратить вас еще тогда, если бы проявил настойчивость, но я этого не сделал.

– О да, лорд Фарензе, вы очень благородны, – сказала Хлоя полунасмешливо, полусерьезно, как будто его холодное, но справедливое замечание ничуть не задело ее.

– Люк, – снова поправил он, словно решил, что она должна произнести имя, которым Хлоя никогда не смогла бы называть его. Это показалось ей жестоким, и она бросила на него сердитый взгляд.

– Я не стал совращать вас, потому что вы были так молоды и беззащитны, и это унизило бы нас обоих. У вас нет права упрекать меня, мы оба знаем, что я погубил бы девственницу, если бы оказался менее щепетилен. Кроме того, мне самому тоже надо было растить дочь, и я хотел, чтобы она уважала своего отца, когда станет достаточно взрослой, чтобы узнать, что говорят о нем люди. Когда настал бы такой день, я не смог бы смотреть ей в глаза, будь вы моей любовницей, – настойчиво продолжал он, как будто ему было важно, чтобы Хлоя поняла, что у него есть своя версия ее упорного сопротивления.