Нынешняя версия Компании все еще напоминала яйцо, но теперь строение пронизали стальные штифты, придав ему вид гигантской яйцерезки, – со стальным яйцом внутри. Что это за новшество? Загадка, с главными вопросами нисколько не связанная.

Нынешняя версия Компании застроила прудами-отстойниками всю пустошь, но живее та, понятное дело, не стала.

– Как мы ее проглядели? – спросила Грейсон, пока они разглядывали здание.

– Мы не проглядывали. Она всегда была там.

– Можно ли склонить ее к добру? – спросила Грейсон.

– Нет. Ее можно лишь сжечь дотла.

– Может, можно переубедить?..

– Только если внутри отыщется способное переубедиться людское сердце.

– Только если внутри мы сможем отыскать что-то кроме людского сердца.

– Что придет ей на смену, если мы добьемся успеха?

– Что-то, что всяко будет лучше.

Но ведь если Компании не станет, им больше не с чем будет биться.

И они вновь усомнятся в собственных «я».

Но теперь у них не было другого выбора, кроме как идти до конца.

В этой версии пение птиц пронизывало Город, но это было всего-навсего эхо нанитов, призванных создать иллюзию жизни птиц своими призрачными напевами.

– Тебе что, будет потом не хватать чего-то? – спросила Грейсон, зная ответ.

Да. Мне будет не хватать вас.

vi.

смысла нет никакого за весь мир нам трястись

Прошлое Грейсон осталось где-то далеко-далеко – оно слало ей сигналы безо всякой надежды на то, что они когда-либо достигнут адресата и получат ответ. Все было просто – три корабля рвались вперед, два пали от столкновения с куском космического камня, астероидом. Экипаж Грейсон погиб – от всех тех причин, по которым космос может убить: нехватка ресурсов, ошибки в выборе курса, болезни и травмы, дальность космических расстояний, вспышки на солнце, междоусобная вражда.

Грейсон достигла самой дальней точки – зашла так далеко, как только могла, по крайней мере. Стоя в своем скафандре, она смотрела на скалу, на камень у себя под ногами. Погладила контуры рукой в толстой перчатке. Она не была уверена, что перед ней – окаменелость какого-то инопланетянина (вот же – намек на шлем, на его лицо…), или просто так совпало, просто в этих контурах она захотела увидеть лицо – и только. Наверняка уж и не узнаешь.

Иррациональное чувство подсказывало ей, что если она продолжит долгий свой путь вперед, то в будущем тоже станет такой вот окаменелостью. Она устала, и ее тошнило от отсутствия травы и деревьев, и даже горизонта не было – впереди либо тьма, либо искусственный свет. Ничтожная дихотомия. Как улика – ни на что не годится.

Она знала, что человечество одиноко. Что даже море не способно породить высокоразвитые формы жизни при отсутствии точно отмеренных условий. Что ей в конце концов наплевать на микроскопические образы жизни. Бактерии, жрущие бактерии, не вызывали в ней никакого благоговения – и, пожалуй, стоило перестать брать пробы следов воды.

Она попыталась нащупать дрожь или тепло в камне под перчаткой, но ткань была слишком плотной, и все, что улавливалось – ее собственный пульс.

Пора возвращаться.

Только для того, чтобы потом потратить столетие на поиски пути домой, через все эти странные червоточины во Вселенной. Если подумать, это бесполезная миссия. В это время она стала думать о себе как о призраке, затерянном среди звезд и звездной материи, преследующем себя, преследующем мертвое пространство, преследуемом своими многочисленными «я». Остался позади и мертвый экипаж, похороненный рядом с окаменелостью, которая вполне могла существовать лишь в ее голове.

Заслуживает ли она того, чтобы жить – после гибели ее экипажа? У нее не было ответа, и она без всякой на то причины решила, что атомы, из которых она сделана, еще не готовы рассеяться, чтобы образовать кого-то или что-то еще.

Таким образом, Грейсон блуждала в одиночестве в своих мыслях, временами рискуя, временами – пребывая в плену у таких космических ландшафтов, полных настороженного (холодного) удивления, что она не могла найти и слов, и поэтому слова на время отпадали как вариант… потому что были бесполезны.

Столь многое отпало к тому времени как она нашла лунную базу, что людей в Спасателях она, возможно, и не узнала бы уже.

Если бы на лунной базе остался кто-нибудь живой.

Если бы не было ясно, что все астронавты мертвы.

Если бы она не знала, что дом – все еще там, внизу, под ней.

Грейсон вернулась к той версии Города, в которой не было жизни. Повсюду были разбросаны почерневшие, объеденные пламенем тела людей и животных. Пойманные в полете или забившиеся в уголки. Припавшие к земле – будто твердь еще могла спасти их.

Огонь и химикаты образовали нечто вроде дымки над телами – нечестивый туман. Этот туман то скрадывает мертвецов, то обнажает, то скрадывает вновь в те моменты, когда снова застывает над ними. Как будто Компания наслала эту мглу, чтобы скрыть свои преступления.

Она бродила по этому ландшафту в шоке, не осознавая, как много времени прошло с тех пор, как она улетела в космос. Бродила по Городу, как астронавт, все еще в скафандре, в постоянном контакте со спасательной капсулой.

Одиночества и воздуха, оставшегося на базе, ей хватило бы лет на десять – и тут впору бы глянуть на опустошенный лик Земли и попытаться убедить себя: все однажды образуется, все станет лучше. Но вместо этого она вернулась на Землю, потратив на вход в атмосферу достаточно топлива капсулы, что не вернуться назад – вовек. Ее доводы были вполне веские: она ощущала себя слишком одинокой, более одинокой, чем просто одиночка. Слишком многое она помнила об учиненной здесь бойне.

Бесстрастно наблюдая за происходящим, она перебирала обломки города так же, как родители разбирают захламленную детскую комнату. Ребенок пропал или умер, и как теперь определить – что было ценным, что было мусором, к чему питал он привязанность? Порядок уже не навести.

В космосе дисциплина означала жизнь или смерть. Здесь до самого конца не было никакого наказания за свободу.

В искореженных развалинах здания Компании Грейсон нашла свидетельства того, что некоторые из них выжили и бежали на запад. Поэтому она повела свою спасательную капсулу на запад, направляясь к побережью, дрейфуя бесцельно. А может, и не прямо-таки бесцельно. Что она собиралась там делать – знать не знала. Возможно, она исследовала бы побережье до тех пор, пока в капсуле не кончилось бы топливо. Возможно, она собиралась умереть. Возможно, у нее была какая-то идея получше, которая так и не осуществилась.

Но именно там она нашла сокровище, под разбитой розовой оштукатуренной аркой, которая когда-то встречала туристов перед входом в океанариум. Разрушенные цементные стены и освобожденная из плена вода заключили союз – и создали искусственные бассейны-отстойники, полные странной жизни.