– Не рад вас видеть, Иван Иваныч. Встречаемся в третий раз, и дважды – при трупах моих знакомых. Боюсь, это стало дурной традицией.

– Майор Чернозуб – не ваш знакомый. Он выполнял задание, – отчеканил остроносый железным голосом.

«Майор Чернозуб… вот как его звали…» – подумал я и покачал головой.

– И что с того? Майор так майор, каленый пятак ему к пяткам… Мы чуть ли не подружились… – Я отправился к холодильнику, налил в стакан минеральной и протянул гостю. Он жадно выпил, бормоча: «Неплохо вы здесь устроились… Любопытно, за какие такие заслуги?» Вопрос был явно риторическим и остался без ответа – тем более что меня интересовали совсем другие материи.

– Значит, Борис у нас майор… А вы в каком же звании?

– Полковник ФСБ. Северо-западное региональное управление аналитических исследований.

– Поздравляю, – откликнулся я и налил ему еще один стакан. – Десяти дней не прошло, а вы уже полковник и служите не в УБОП, а в ФСБ. Стремительный рост в чинах! Может, покажете удостоверение?

На этот раз он пил воду мелкими глотками, дергая кадыком на жилистой шее и бормоча:

– Не будьте идиотом, Дмитрий Григорьевич… глот-глоп… такие удостоверения за рубеж не берут… глот-глоп… а берут паспорт и справку… глот-глоп… а в справке той написано, что я… глот-глоп… родной дядюшка Бориса Чернозуба… глот-глоп… и явился, чтоб увезти тело племянника на родину… глот-глоп… – Он отставил пустой стакан и сообщил: – Однако я – полковник ФСБ, и беседовать мы с вами будем, исходя из этой диспозиции. То есть я спрашиваю, вы отвечаете. Предельно точно и откровенно. Без всяких уверток и неуместного паясничанья. Вы меня поняли, Дмитрий Григорьич?

И в самом деле полковник, решил я, кивнув. Ничего не имею против полковников, даже из ФСБ, но этот остроносый тип не просто был полковником – он играл в полковника. Полковник ФСБ должен быть суров – особенно с нашим братом интеллигентом, со всякими физиками-шизиками, литераторами-дегенератами и прочими музыкантами сомнительных национальностей. Суров настолько, чтоб яйцеголовый интеллектуал тут же наложил в штаны и во всем сознался: как продал родину, как удавил жену, как утаил нетрудовой доход и как подделал банковское авизо. Должен заметить, что эта манера беседы никак не зависит от политического режима, авторитарного или демократического; это некий глобальный конфликт между шустрой лошадкой и всадником. Лошади – это мы, люди творческих профессий; мы стремимся свободно гулять в пампасах, но всадники-хозяева направляют нас к определенным и стратегически важным целям. К атомной бомбе, например, к теории расового превосходства, к марксизму, неопозитивизму и соцреализму, к ваянию статуй вождей и отцов нации. Или, как в данный момент, к приятной беседе. Я спрашиваю, вы отвечаете… Предельно точно и откровенно… Поняли, Дмитрий Григорьич?

Бывший майор Скуратов коснулся переносицы, с отвращением оглядел свою пропотевшую рубаху и произнес:

– Первое: не демонстрировал ли Чернозуб что-то необычное? Какую-нибудь странную вещицу? Второе: кому демонстрировал? Вам, или имелись еще зрители?

– Отвечаю точно и откровенно, – сказал я. – Демонстрировал. Вчера вечером, в садике при отеле. Мне и гражданину США Ричарду Бартону. Чернокожий, лет тридцати восьми, здоровый, как лось. Служит в компании «Фортуна Индепенденс», Таскалуса, штат Алабама. Это, как я понимаю, к востоку от великой реки Миссисипи… – Выдержав паузу, я поинтересовался: – А что это было, полковник?

– Называйте меня Иваном Ивановичем, светиться нам ни к чему, – сказал остроносый. – А был это следственный эксперимент.

– Неудачный, – заметил я.

– Как сказать, – не согласился Иван Иванович. – Если б мы знали его результаты…

– А труп в бассейне – не результат?

Он нахмурился:

– Я имел в виду не Чернозуба. Хотя его смерть в определенном смысле тоже результат… как и отсутствие объекта, которым он манипулировал… – Иван Иванович на секунду прикрыл глаза, потом веки его приподнялись, и серые зрачки пришпилили меня к стене – как мотылька, проколотого двумя булавками. – Этот объект… у вас?.. – спросил он после недолгой паузы.

Я молча помотал головой. Взгляд полковника изменился – теперь он глядел на меня не пронзительно, а с укоризной и даже вроде бы с легким сочувствием.

– Позвольте заметить, Дмитрий Григорьич, что вы еще не осознали, в каком очутились положении. Вы пока что не обвиняемый, но исключительно важный свидетель… друг человека, которого мы искали… – Я сделал протестующий жест, но он не обратил на него внимания. – Убитого, кстати, на вашей даче… похитившего перед тем объекты государственной важности… Что же может вас спасти, Дмитрий Григорьич? Откровенность, откровенность и еще раз откровенность! Вот ваша соседка пошла нам навстречу… кстати, очень привлекательная девушка… сказала, что Арнатов был у нее пару раз после продажи квартиры… крутился там и тут, болтал о пустом, но делал многозначительные намеки… А к вам он не заглядывал?

Ну и ну! Уже и Дарью отловили, и та созналась во всех грехах! А мне она о визитах Сержа не говорила… Впрочем, я и не спрашивал: мы увлеклись другими делами.

– Так заходил к вам Арнатов или нет? – раздался голос полковника. – Какие вы с ним поддерживали связи? И где упоминавшаяся мной вещица? Та, что была у Чернозуба? Вы учтите, Дмитрий Григорьич, я ведь на вас надавить могу… крепко наехать… могу взять вас в разработку и выяснить, чем живет уволенный сотрудник Промата, на какие деньги ест-пьет и разъезжает по заграницам… кто ему платит и за что… и все ли доходы декларированы должным образом…

– Все, – ответил я, начиная злиться. – И не валяйте дурака, полковник, вы все уже выяснили, все, что смогли. Да, я – ученый, один из многих, которых выбросили на улицу, и я работаю с частными фирмами как аналитик-консультант… И что тут такого? Вы предпочли бы, чтоб я сдох с голоду или отправился в Ирак, рассчитывать выход плутония на атомных станциях? И то и другое – не для меня. Лучше я буду консультировать мелких жуликов да честно платить налоги… ну, еще в Андалусию съезжу, коль повезет. На всех законных основаниях, по договору с «Голд Вакейшн».

Остроносый слегка оторопел, потом приложился к стакану с минеральной, сделал пару глотков и произнес:

– Пусть так, Дмитрий Григорьевич, пусть так. Готов согласиться, что лично вы, – он подчеркнул слово «лично», – ни в чем таком не замешаны… Но речь не о вас, а о вашем покойном соседе. И вы пока что не ответили на заданные вам вопросы.

– Почему же, ответил. При первой нашей встрече заявил, что близких отношений с Арнатовым не поддерживаю и контактов в последние месяцы не имею. Что же касается вещицы… объекта, продемонстрированного Чернозубом… я ведь ясно дал понять, что у меня ее нет. Однако… – Я замолчал, и в комнате повисла тишина, прерываемая шелестом листвы под налетевшим с моря бризом.

– Однако?.. – Иван Иваныч выгнул бровь.

– Я мог бы поделиться с вами своей гипотезой. Весьма правдоподобной. Но гипотеза – это не факты, которыми я, в силу гражданского долга, обязан с вами делиться: гипотезы и версии – плод моих раздумий, моя, так сказать, интеллектуальная собственность. Так что заключим джентльменский договор: я вам – гипотезу, а вы мне – обещание.