— Я беру на себя ровно столько, сколько позволяют мой опыт и профессиональные возможности. Если вы в них сомневаетесь…

— Ну что вы, Роман! — не дал договорить Пантов, и на его лице появилась умоляющая улыбка. — Извини, приятель. Сам понимаешь, я весь сегодня на пределе.

— Рассудок и контроль над собой не стоит терять даже в самых безнадежных ситуациях. — Алистратов доброжелательно улыбнулся, взял со стола мужской журнал и, вытащив закладку, открыл на нужной странице. — Итак, мы говорили о прическе. К вашему лицу, мне кажется, подойдет вот эта.

Пантов склонился над журналом, долго вглядывался в фотографии, наконец спросил:

— А уши торчать не будут?

— Не будут, — успокоил Алистратов. — Но если бы даже торчали, то вы бы запомнились избирателям именно этим качеством. Поймите, вы — индивидуальность, штучный товар. И потому ценитесь гораздо выше всех остальных. Пропадет индивидуальность, и вас забудут.

— Тогда, может быть, их оттопырить?

Роман от души рассмеялся:

— Я вам об этом обязательно скажу, когда сочту нужным. А пока мы договорились, что вам надо срочно сменить гардероб.

Пантов смотрел на Алистратова преданными глазами.

— Роман, на следующей неделе нам придется прервать занятия. Мне нужно будет отлучиться.

— Надолго? Далеко?

— В Париж, дней на пять. Но я бы не хотел, чтобы об этом знал Бурмистров.

Алистратов задумался, но уже через несколько минут в его глазах мелькнули озорные искорки.

— Конечно, ваше пребывание в марфинском избирательном округе куда более разумно, чем прогулки по Елисейским полям. И я имею все основания не рекомендовать вам этой поездки. Но я закрою глаза, если вы мне тоже окажете услугу.

— Какой разговор, Роман. Что нужно?

— У вас есть личный автомобиль…

— «Мерседес», — кивнул в ответ Пантов. — Только что забрал его из ремонта.

— Вы позволите мне им воспользоваться? Я, конечно, мог бы попросить об одолжении Дениса Карловича, но не хочу официальности. Сегодня вечером машина мне нужна для личных планов. А во время вашего отсутствия я прокачусь по избирательным округам и проведу социологический опрос. Это необходимо, чтобы оценить ваши шансы и ко дню выборов кое-что подкорректировать.

— Нет проблем, Роман. Машина с моим помощником в вашем распоряжении.

— Как раз сегодня мне и не нужен ваш помощник. Права у меня с собой.

Пантов понимающе хмыкнул:

— Все ясно… — Он открыл входную дверь и оглянулся. — Через десять минут Вован поднимется к вам, отдаст ключи и доверенность.

…«Мерседес» мчался, рассекая ночь, по загородному шоссе в сторону аэропорта. В темном небе, мигая сигнальными огнями, заходил на посадку огромный лайнер. Роман чувствовал: это тот самолет, на борту которого находилась стюардесса, так похожая на топ-модель. Он прибавил газу, и стрелка на спидометре резко скакнула вверх.

— О господи, ну никакого покоя от этого мальчишки, — охнула Эдита, выглянув в окно. В вечерних сумерках она увидела Фильку, висящего вниз головой на яблоне. Метнув тревожный взгляд на телефон, который по-прежнему не подавал никаких признаков жизни, она стремглав кинулась в сад на помощь сыну. Когда Эдита подоспела к месту происшествия, Филька уже сумел подтянуться, перекинул ногу на толстую ветку и теперь восседал на ней. Новенькие шорты, которые ему недавно купил дед, превратились в лохмотья.

— Сию секунду спускайся вниз, негодник! — громко приказала Эдита.

Но Филька и не думал повиноваться. Скинув сандалии, кожаная подошва которых скользила и мешала достичь цели, он ухватился за сук и полез вверх.

— Ах ты дрянной мальчишка! Я кому сказала, спускайся! — разозлилась Эдита. — Ну, погоди, будет тебе на орехи! Вот придет дедушка…

— Ну чего ты все сердишься, все кричишь и кричишь! Лучше иди к своему телефону и сиди около него. Я только яблочко достану, вон то, самое большое, и слезу с дерева.

Ей казалось, что Филька с каждым днем становится все упрямее и непослушнее. На ласковые просьбы он не реагировал, строгим приказаниям подчинялся с трудом. Казалось, он нисколько не боялся ее, даже когда получал подзатыльник или шлепок по заду. Мальчишке требовалась мужская рука. Дед в этом отношении, конечно, в расчет не шел. Он только баловал внука, защищал от постоянных упреков матери. Был лишь один мужчина, привычкам которого Филька старался подражать, которого беспрекословно слушался и к кому относился с благоговением: дядя Юра Агейко. Пантова, ставшего в последнее время частым гостем в их доме, он не переносил.

Дожидаясь, пока мальчишка спустится на землю, Эдита задумалась. Вчера, в первом часу ночи, когда Пантов подвез ее из театра, позвонил Агейко. Просил прощения, раскаивался в своем поступке. Эдите показалось, что женишок немного подшофе, и она холодно отбрила его, дав понять, что после случившегося шансов на взаимную любовь у него оставалось немного. Может, она и простила бы его, скажи он в трубку что-то ласковое, теплое. Но после извинений Агейко строго потребовал отчета, где и с кем она разгуливала до поздней ночи. Эдита взорвалась и, чтобы разозлить его, вывести из себя, рассказала о премьере в театре, о том, кто сидел рядом с ней, а потом проводил до дому. Агейко вспылил. Сорвался на крик, объясняя, с кем она связалась и что из себя представляет Пантов. Но после приятного вечера ей не хотелось слушать эти вечные назидания. Она положила трубку, успев лишь заметить ему, что за все время их знакомства он никогда не водил ее в театр…

Пантов должен был позвонить с минуты на минуту, и, дождавшись, когда Филька спрыгнет с дерева, Эдита подхватила с земли сандалии, крепко взяла мальчика за руку и, как на буксире, быстро потащила к дому.

Они взошли на крылечко, и Филька вырвал ладонь из материнской руки.

— Опять безобразничаешь? Ну-ка, быстро снимай шорты. Смотри-ка, как разорвал!

— Я попрошу дядю Юру, и он мне купит новые, — неожиданно выпалил Филька и тут же добавил: — А почему он к нам больше не приезжает?

— Боже мой! Как вы мне надоели с этим дядей Юрой! — взмахнула руками Эдита, вспомнив о недавнем разговоре с отцом, тоже намекавшим о примирении с Агейко. — То дед читает мораль, то ты с дурными вопросами! Снимай штаны и марш в спальню! Детское время кончилось.

— А ты мне скажи, почему он не приезжает, тогда я пойду, — упрямо настаивал Филька.

Еще секунда, подумала Эдита, и у нее начнется истерика. Ее спас телефонный звонок.

— Я тебе потом все расскажу, сынок, а пока беги в спальню. Ну, будь умницей! — попросила она.

Филька молча повиновался.

— Извините, Эдита Александровна, что заставил вас долго ждать, — раздался в трубке бодрый голос Пантова, — но я буквально разрываюсь на части. То одно заседание, то другое, то работа с имиджмейкером, то встреча с избирателями. Совсем зашился. Спасают только воспоминания о вчерашнем вечере, который мы провели вместе.