Была уже середина августа, стояли последние дни изнуряющей жары. Занавески на широко открытых окнах его офиса едва ли колыхнулись в течение всего дня и просто спокойно висели, как спущенные паруса, не соприкасаясь с нагретыми стеклами. Мейзер был обеспокоен: Жаклин переутомилась и теперь расплачивалась за это дикими головными болями, а в бизнесе наступило апатичное бездействие. В то утро он был так раздражен из-за мисс Кламси, что она в удивлении на него посмотрела. Он немедленно извинился, впоследствии пожалев об этом. Он работал на пределе возможностей на такой жаре, почему бы и ей не поработать тоже?

Сейчас она стояла в дверях его кабинета, и он посмотрел вверх, слегка нахмурившись.

– Мистер Эдвард Лейси.

– Хорошо, – равнодушно отозвался он. Старый добрый Лейси, он шапочно был с ним знаком. Унылый персонаж, блестяще начавший карьеру в 80-х, а теперь ставший одним из городских неудачников. Он не мог представить, чего от него мог хотеть Лейси, если только он не пришел попрошайничать.

– Добрый день, мистер Мейзер.

Печальный седовласый мужчина невысокого роста стоял на пороге. Мейзер приподнялся и вежливо его поприветствовал.

– Вы заняты, мистер Мейзер?

– Не так, чтобы очень… – Он сделал ударение на последнем слове.

Мистер Лейси сел, по всей очевидности, он был очень смущен. В руках он держал свою шляпу и крепко ее сжал, как только начал говорить.

– Мистер Мейзер, если бы вы только могли уделить мне пять минут, я бы рассказал вам кое-что, что, как мне кажется, я обязан вам рассказать.

Мейзер кивнул. Его интуиция подсказывала, что речь идет об очередном одолжении, но он был слишком утомлен, так что просто устало оперся подбородком на руку, позволяя себя отвлечь от более насущных забот.

– Видите ли, – продолжил мистер Лейси. Мейзер заметил, что пальцы, сминающие шляпу, дрожат. – В далеком 84-м году ваш батюшка и я были очень хорошими друзьями. Вы, без сомнения, должны были слышать об мне от него. – Мейзер кивнул. – Я был одним из тех, кто нес гроб на похоронах. Когда-то мы были очень близки. Только благодаря этому я сейчас здесь. Никогда прежде я не приходил ни к одному человеку так, как сегодня пришел к вам, мистер Мейзер, пришел к незнакомцу. Чем старше вы становитесь, тем больше ваших друзей умирает, или уезжает, или вы перестаете общаться из-за каких-то непониманий. И ваши дети умирают, если вам не повезло уйти раньше их, и вот довольно скоро вы оказываетесь в одиночестве, у вас даже нет друзей. Вы в полной изоляции. – Он робко улыбнулся. Его руки ужасно тряслись.

– Однажды, сорок лет тому назад, ваш отец пришел ко мне и попросил взаймы тысячу долларов. Я был на несколько лет старше его, и, хотя я тогда знал его совсем плохо, у меня было о нем очень хорошее мнение. В те времена это была огромная сумма денег, а у меня не было никаких гарантий: у него не было ничего, кроме плана в голове, но мне понравился его взгляд – вы простите меня, если я скажу, что вы в этом похожи, – и я дал ему эти деньги без всяких гарантий.

Мистер Лейси сделал паузу.

– Без всяких гарантий, – повторил он. – Тогда я мог себе это позволить. Я ничего не потерял. Он вернул мне эти деньги и даже выплатил проценты еще до окончания года.

Мейзер сидел, уставившись в свой блокнот, в котором карандашом вырисовывал треугольники. Он знал, что за этим последует, и его мышцы инстинктивно напряглись, пока он собирался с силами для отказа, который он будет обязан дать.

– Я сейчас совсем уже старик, мистер Мейзер, – дрогнувшим голосом продолжил он. – У меня было много провалов, я неудачник, но мы не будем сейчас в это углубляться. У меня есть дочь, незамужняя, и она живет вместе со мной. Она стенографистка и всегда была очень добра ко мне. Мы живем вместе на улице Селби, вы знаете, у нас там квартира, довольно милая квартирка.

Старик судорожно вздохнул. Он пытался, превозмогая страх, дойти до сути своей просьбы. Скорее всего, речь шла о страховке. У него был полис на десять тысяч долларов, и он уже выбрал весь лимит, и теперь он может потерять всю сумму, если не найдет четыреста пятьдесят долларов. Они с дочерью живут на семьдесят пять долларов. У него нет друзей, он уже говорил об этом, и у них больше нет никакой возможности найти эти деньги.

Мейзер больше не мог слышать эту душераздирающую историю. Он не мог потратить деньги, но он хотя бы мог прекратить эти отдающие агонией попытки попросить их.

– Мне очень жаль, мистер Лейси, – прервал он его так мягко, как только смог. – Но я не смогу одолжить вам эти деньги.

– Нет? – Старик уставился на него своими выцветшими глазами, в которых не было шока и даже, кажется, не было никаких других человеческих эмоций, кроме бесконечной озабоченности. Он только слегка приоткрыл рот. Мейзер сосредоточенно рассматривал свой блокнот.

– У нас через несколько месяцев будет ребенок, и я откладываю на это деньги. Было бы несправедливо забрать эти деньги у моей жены или ребенка прямо сейчас.

Его голос стал похож на бормотание. Он обнаружил, что произносит банальности, вроде того, что дела в бизнесе сейчас идут не очень хорошо, говоря это, он испытывал отвращение.

Мистер Лейси не стал спорить. Он встал без видимых признаков разочарования. Только руки у него все еще дрожали, и это беспокоило Мейзера. Старик стал извиняться, что побеспокоил его в такое время. Возможно, все наладится. Он подумал, что если бы у мистера Мейзера была бы возможность, то почему бы нет, он мог бы быть тем, к кому можно обратиться, ведь он сын старого друга.

Когда он вышел из кабинета, то не сразу смог открыть дверь на улицу. Мисс Кланси помогла ему. Он неуклюже пошел по коридору с несчастным видом, выцветшие глаза часто моргали, а рот все еще был немного приоткрыт.

Джим Мейзер встал около стола, закрыл лицо рукой, и внезапно его пробила дрожь, как будто он замерз. Однако вечерний воздух с улицы дул так же обжигающе горячо, как в тропический полдень.

К наступлению сумерек часом позже ему было так же жарко, пока он ждал трамвая за углом. Поездка домой на трамвае занимала около двадцати пяти минут, и он купил журнал в розовой обложке, чтобы хоть как-то взбодрить свой усталый мозг. В последнее время жизнь казалась менее счастливой, менее радостной. Возможно, он просто больше узнал о жизни, или же радость испарялась понемногу с течением времени.

Ничего из того, что произошло с ним сегодня, ранее никогда не случалось. Он не мог выкинуть старого господина из головы. Он представил, как тот медленно бредет домой по изматывающей жаре – пешком, чтобы сэкономить на трамвае, – открывает дверь маленькой раскаленной квартиры и признается дочери, что сын его старого друга не смог помочь. Весь вечер они проведут, строя безнадежные планы, пока не настанет время сказать: «Спокойной ночи» и отец и дочь, одни в этом мире, отправятся лежать без сна в горестном одиночестве.

Подошел трамвай, и Мейзер нашел себе местечко в передней части вагона, рядом с пожилой дамой, которая холодно посмотрела на него, вынужденная подвинуться. В следующем квартале толпа девушек из района с магазинами заполнила весь проход, и Мейзер развернул свою газету. В последнее время он перестал потакать своей привычке уступать место. Жаклин была права, обычная молодая девица была в состоянии постоять, так же как и он сам. Уступать место глупо, это просто жест доброй воли. За последнее время ни одна девушка из дюжины не удосужилась даже поблагодарить его.