— Большое спасибо, дяденька!

— Ладно, сойдет! — Он с сожалением глянул на ее коленки, прикрытые платьем, и преувеличенно тяжело вздохнул. — Неблагодарные люди пошли, ой, неблагодарные!

В начале лета дачные поселки кипят бурной жизнью даже в будни. Для посадок самое время. Дачники сажают картофель, везут за город ящики с рассадой, пропалывают сорняки, хотя чисто теоретически должны валяться в шезлонгах, подставив беззащитные животы солнцу. Никита тоже отправился за город и, тщательно объезжая колдобины, матерно ругался, когда низкое дно машины цеплялось за грунтовку. Огородного ража, как и его сверстники, он не испытывал с рождения. В дачный поселок его вел охотничий инстинкт: пойди, разузнай, разнюхай. Отловить Дмитрича на службе не удавалось, пока общий знакомый случайно не проболтался, что эксперт-криминалист взял больничный и занялся поправкой здоровья на лоне природы.

Иван Дмитриевич Клишин, в потертой жилетке с множеством карманов, набитых всякой всячиной, и с неизменным чемоданчиком криминалиста в руках, слыл чуть ли не легендой местной полиции. Все, от генерала до молодых оперов, величали его Дедом или просто Дмитричем. Он против панибратства не возражал, с молодежью находил общий язык куда быстрее, чем их командиры, относился ко всем по-отечески, а кого, бывало, и поругивал. Обижались на него редко, потому что знали: Дмитрич сердился по делу и никого не гноил из зловредности или по причине дурного настроения.

Никита прихватил с собой бутылку казахского коньяка, который, как правило, ввозили контрабандой. Был он недорогим и, кстати, вполне приличным на вкус. Не Франция, конечно, но откуда взяться деньгам на французский алкоголь?

Машина преодолела крутой подъем. Здесь Никита сразу увидел указатель «Малиновая» и повернул направо. Разноцветные номера были намалеваны на заборах, воротах и стенах домов, утопавших в кустах цветущей сирени. Никита вглядывался в них, стараясь не пропустить дом Дмитрича, отбивал ритм пальцами на руле и фальшиво насвистывал в тон французской певице, мурлыкавшей что-то на своем языке, которого дальше «лямур-тужур» не понимал.

Вскоре он притормозил у калитки, на которой номера не было, но зато хорошо просматривался двор, где на клумбах цвели пионы и ландыши, а возле крыльца курился мангал. Пожилая женщина в беседке резала на столе зелень и редиску для салата, а по газону с отчаянными воплями носились два удивительно похожих друг на друга пацана и обливались из водяных пистолетов.

Дмитрич, в той же серой жилетке с оттопыренными карманами, но в шортах и шлепках, сидел на крыльце в пластиковом кресле, блаженно щурился на солнце и покрикивал на детей:

— Успокойтесь, кому говорю! Мангал перевернете, неслухи!

— Мы осторожно! Честное слово! — выкрикнул на бегу один из мальчишек и тут же взвизгнул от прилетевшей в лицо струи воды.

— Честное слово! — хмыкнул Дмитрич. — Так я вам и поверил!

И попытался из-под ладони рассмотреть, что за машина объявилась за калиткой. А когда понял, кто именно пожаловал в гости, плаксиво скривился и замахал руками.

— Ой, нет! Только не это! Микитка, окаянная душа, тебя только тут не хватало! Дурным ветром, что ли, занесло?

Никита расценил эти слова как приглашение, толкнул калитку и вошел.

— Здравствуй, Дмитрич! Мимо ехал, смотрю, ты блаженствуешь на пленэре, а у меня как раз бутылочка завалялась. Дай-ка, думаю, зайду, угощу лучшего криминалиста всея Руси.

— Ты мне по ушам не езди! — проворчал Дмитрич и окинул Никиту неласковым взглядом. — Миронов с утра известил, что ты опять землю носом роешь, только я тебе ничего не скажу. И не мысли даже, хоть режь!

— Ваня, кто там? — крикнула из беседки супруга Дмитрича.

— Никто! — рявкнул он в ответ. — Независимая пресса мимо пробегала с дарами! Щас взятку будет совать!

— Ну, так приглашай прессу к столу, — невозмутимо ответила женщина. — А то как-то неудобно. Человек со взяткой пришел, шашлыки почти готовы, грех не воспользоваться!

Дмитрич поморщился, но было видно, что слова супруги доставили ему удовольствие.

— Видал? Полина Игоревна в своем репертуаре. Ей волю дай, она б и Пиночета перед смертью накормила! Ладно, Микитка, иди, куда шел!

Ворчал Дмитрич неубедительно и подталкивал Никиту к воротам тоже как-то не всерьез.

— Дмитрич, ты прямо как неродной, — Никита ловко отпрянул в сторону и выставил перед собой бутылку. — Я ведь по доброте душевной заглянул! Глянь, ни диктофона, ни блокнота. Только коньяк. А у тебя так шашлыки пахнут, что просто волю теряю.

Дмитрич оглянулся на мангал, но не сдвинулся с места, хотя мясо на шампурах угрожающе шипело и явно требовало, чтобы его перевернули.

— Просто зашел и так же просто иди от греха подальше. И без того голова трещит. Спихнули на деда двух спиногрызов, а у меня, между прочим, радикулит. Полазь с мое по сырым подвалам да помойкам, к пятидесяти развалишься. А мне уже давно не пятьдесят.

— У меня мазь есть, из Таиланда привез, намажешь, и все как рукой снимет, — сказал Никита серьезно.

— Да уж, конечно, снимет! Знаю я эти басни!

— Дмитрич, зуб даю, сам пользуюсь. У меня зимой разрыв связок был, так я только ею и спасался. Хочешь, поделюсь?

— Поделится он… Небось на мзду надеешься? Нет у меня ничего! — И Дмитрич вывернул карманы шортов. — Пусто, мил человек!

— Ваши подозрения беспочвенны и унижают мое человеческое достоинство. Я, между прочим, человек бескорыстный! — гордо вздернул подбородок Никита. — Не за того принимаете, сэр!

— Ваня! — крикнула от беседки Полина Игоревна. — Мясо сгорит, пока ты лясы точишь! — и махнула рукой Никите. — Проходите к столу, молодой человек, ставьте свою взятку и мойте руки. Сейчас будем обедать!

— Вот видите? — обрадовался Никита. — Меня официально пригласили!

Дмитрич махнул рукой.

— Плюнуть бы в глаза твои бесстыжие. Так тебе все — божья роса! Давай бутылку! — И с веселым удивлением уставился на этикетку. — Коньяк «Казахстан», и даже пять звездочек. Не думал, что доживу до подобного чуда! — И милостиво улыбнулся. — Ладно, так и быть, посидим, шашлычка отведаем, а потом и поговорим.

Поздно вечером, когда шашлыки были съедены, рассеянная беседа ни о чем плавно сошла на нет, а Полина Игоревна, прихватив посуду и внуков, ушла в дом, Никита наконец перешел к делу. Отбросив деликатность, спросил напрямую:

— Дмитрич, я здесь по поводу гибели профессора Ковалевского. Как получилось, что явное убийство со счетов списали?

— Так и получилось. — Дмитрич, похоже, не удивился его вопросу, возможно, потому, что без малого выпил всю бутылку коньяка. — Как всегда, когда карьеру делают. Следователь Танька Блинова — баба мерзкая, по бороде спустила все, что я в заключении написал, а результаты судмедэкспертизы вообще во внимание не приняла. Твоя правда, Микитка, никакое это не самоубийство!